Он тут же очнулся и принялся командовать:
– Помогите мне подняться, в доме есть лежанка.
Избушка только с виду казалась развалиной, а вот внутри… Прежде всего поразила шикарная обстановка: уютный диван у стены, возле него симпатичный коврик; между окнами сервант, за стеклом которого я увидела немецкий сервиз «Мадонны», безусловно, очень дорогой и редкий в наше время; в углу небольшой кухонный уголок; лампа дневного света на потолке. Но больше всего удивила настоящая русская печь с лежанкой, которая уж никак не вязалась с подобным интерьером. Да уж, наша комнатенка в общежитии не шла ни в какое сравнение с этой избушкой.
– Ничего себе! Вот тебе и избушка на курьих ножках, – с восхищением сказала подруга, – и кто бы мог подумать, что здесь, в глухом лесу, такая цивилизация.
– Кто-то с ремонтом постарался на славу, – добавила я.
– Кто, кто, Баба-яга, конечно, – отозвалась Людка, и мы снова прыснули от смеха.
Мужик, постанывая и кряхтя, устроился на лежанке и, пошарив рукой под подушкой, вытащил зачем-то пульт от телевизора. Я оглянулась по сторонам: телевизора не было и в помине, но дядька, нисколько не смутившись, приложил пульт к уху и заговорил в него:
– Я на хазе…Мне не удалось унести их, я ранен…Да…Нет…
Людка многозначительно посмотрела на меня, потом кивнула на мужика и покрутила пальцем у виска. Я кивнула ей в ответ и подумала: «А не ранен ли он еще в голову, вдруг Людка не заметила?».
– Всё! – провозгласил дядька, обессилено опустил руку с пультом, уронив его на пол, и уставился на нас. – Всё, – вновь повторил он, – они сейчас будут, а вы…я обещал, ладно уж… дайте мне чемодан.
Мы дали ему чемодан, он достал оттуда две бумажки, на которых была нарисована цифра «100», и подал нам.
– Вот, возьмите, – сказал мужик. – Вы помогли мне, я должен вам.
– Да не нужны нам ваши деньги, – отозвалась Людка, – мы просто так помогали, не оставлять же раненого.
Она по-хозяйски раскрыла чемодан и, положив туда бумажки, с треском его захлопнула. Мужик ошарашено посмотрел на нас, покачал головой и произнес:
– Вот дуры, да, девки, сразу видно, что менталитет у вас совковый, вы точно из прошлого.
– Мы из настоящего, да и вы тоже, – осторожно отозвалась я.
Он хотел мне возразить, но вдруг замолчал и насторожился, потом ни с того ни с сего рухнул на пол и завопил:
– Ложись, девки!
Мы даже не успели удивиться, как внезапно все пространство вокруг нас затрещало, разрываясь сотнями хлопушек, только вместо конфетти на голову полетели щепки и стекла от разбившейся вдребезги лампы.
– Ложись! – крикнул он еще раз.
Я опомнилась первая и, увлекая за собой Людку, упала на пол.
– Обложили, гады! – простонал мужик и, ухватив меня за воротник, привлек к себе:
– Послушай, ты, возьмите чемодан и бегите, под нами люк, из погреба ход есть, сберегите чемодан, там деньги, не мои…общака деньги. Ежели чего, и мне, и вам за них головенку снимут. Один я проход знаю во времени, спрятать хотел от этих…, хорошо, что вы пришли…Помогите мне, клянусь, не пожалеете, а не поможете…Горелый вас в любом времени достанет, запомни…
– Людка! – заорала я, стараясь перекричать стрельбу. – Под нами люк, бежим!
Первым делом подружка ухватилась за чемодан.
– Оставь! – я была так напугана, что хотелось бежать без оглядки, оставив и раненого мужика, и этот чертов чемодан, из-за которого мы вдруг очутились на войне. Только я не понимала, кто и почему стреляет, ведь не попали же мы, в самом деле, во времена Великой Отечественной.
– Еще чего! – прокричала подруга и юркнула вместе с чемоданом в образовавшуюся дырку в полу. Я, не раздумывая, сиганула за ней, и мужик тут же закрыл над нами крышку.
И снова мы очутились в полнейшей темноте, только тогда вокруг все было белым-бело, а сейчас черным-черно. Я протянула руку и прикоснулась к Людке. Мы проползли с ней на коленках еще немного и замерли.
– Ничего не видно, – сказала она. – Куда ползти?
– Тише, – зашептала я. – Слышишь? Стрельба закончилась.
И действительно, наверху наступила «мертвая» тишина.
– Во что это мы с тобой вляпались, Ксанка? – произнесла Людка и попросила: – Ущипни меня, может, я проснусь.
Я ущипнула её, кажется, за ногу, она ойкнула, а я поинтересовалась:
– Полегчало?
– Мне же больно, – ответила Людка.
– Сама напросилась.
В ответ подружка обиженно засопела.
Я прислушалась: кажется, наверху началась настоящая разборка, и нашему дядечке было даже очень и очень несладко.
– Нет! – хрипел он. – У меня нет никаких бабок! Ищите! Но вы не там ищите! Не с того спрос…