Динка протяжно вздохнула. Лелька вздохнула тоже и поинтересовалась у старика:
—А вы не пробовали пристроить мальчика в детский дом?
Старик промолчал. Он наелся, получил от жалостливой бабенки сотню рублей — что теперь тут задерживаться? Пора, пока дворник не появился, и честь знать. Повезло ему сегодня. И выпить есть на что, и кусок хлеба можно купить. Хотя хлеб лучше выпросить, чего зря денежки транжирить? Хлеб завсегда подадут, не ананас.
Грубить нищему не хотелось — к чему? Авось еще раз попользуется этим домом, деньги редко когда подают, и чаще железом, не бумажками. И не сотню!
А насчет мальчонки дамочка зря привязалась. Ну когда ему пацана по детским домам таскать? И кто его, нищего да бездомного, станет слушать? Да и не знает он, где они тут есть, детские дома.
Старик с кряхтеньем поднялся на ноги, поклонился окну в пояс и сказал:
—Спасибо за ласку, только пора нам. Вона уже где солнышко-то болтается, того и гляди народ на работу потянется, шуганут нас. И вам неприятности.
Мальчик неохотно встал, сунул остатки бутерброда в карман, на потом, и неумело, подражая старику, поклонился. Он с явным сожалением смотрел на чистенькую, хорошенькую девочку. Такие обычно с ним не заговаривали. Шарахались брезгливо в сторону и все.
Динка всхлипнула, встала на колени и крикнула:
—Подожди, не уходи!
Мальчик замер. Тамара тоже застыла, боясь спугнуть удачу. Лелька торопливо сказала:
—Сережа, ты в школу хочешь пойти?
Мальчик неопределенно мотнул головой, не сводя с Динки больших, грустных глаз.
—Я бы могла помочь,— воскликнула Лелька.— Только не здесь, а в Череповце!
Старик потянул мальчика за руку. Ему не нравился разговор. Он никому не верил. Жизнь научила.
Болтовня все! От жалости. А мальчонка поверит сдуру да обнадежится. К чему зря воздух сотрясать?
Ох бабы, бабы! Мозги куриные, вдаль заглянуть никак, все на эмоциях!
—Я серьезно, я не обманываю,— зачастила Лелька, торопясь сказать все, пока бродяга с ребенком не исчезли. — Я бы помогла пристроить Сережу в детский дом или в интернат, у нас в Череповце есть неплохие, я знаю. А пока он у нас пожил бы, да и по субботам-воскресеньям мог в гости приходить, так делают, я в газетах читала. С Динкой бы подружился, с Мишей, это мой старший сын…
Старик помрачнел и грубо потащил мальчика к подворотне. Лелька в отчаянии крикнула им в спины:
—Я не вру! Если вы приведете Сережу к вологодскому поезду на Ладожский вокзал, в воскресенье вечером, вагон девятый, я его заберу с собой… Ну послушайте же!!! Это ведь ребенок! Ему нужно учиться! Ему нельзя бродяжничать!
Динка зарыдала, спрыгнула на пол, зачем-то схватила огромный альбом дочери Софи и снова вскарабкалась на подоконник. Тетки она и не заметила.
Ошеломленная Тамара вскочила и, уже не скрываясь, наблюдала, как упрямая племянница перевалила на улицу. Тихо ойкнула, приземляясь. Стащила с окна альбом. Прижала его к тощему животу и вприпрыжку, босиком, почти голышом, помчалась за нищими.
Лелька вскрикнула и тоже спрыгнула вниз.
Тамара ахнула: сумасшедшая! В одной футболке!
И, сама не сознавая, что делает, полезла за старшей сестрой. Тоже босиком и в футболке. Только не в белой, как Лелька, а в темно-вишневой, любимой.
Бежала за сестрой, смешно попискивая и подпрыгивая, когда наступала на острые камешки, и думала: «Ненормальная семейка. Динка вся в маменьку. Чокнутая. Голышом на улицу, в центре Питера, о чем обе только думают? И альбом утащили. Зачем Динке альбом? Прижимает к себе как родной, куклу так никогда не таскала. Боже, что эта сладкая парочка надумала?!»
Что они надумали, Тамара узнала через пару минут, застыв по шпионски в подворотне. Потому что Динка нагнала-таки Сергея и дернула за подол грязной длинной рубашки.
Сергей обернулся. Старик хрипло откашлялся и с досады сплюнул. Лелька маячила за спиной дочери, но близко не подходила, боялась помешать дочери. Тамара зажала рот ладонью.
Динка тоненько спросила:
—Ты любишь рисовать?
—Не знаю,— пожал плечами Сергей.— Никогда не пробовал.—И признался: — У меня и карандашей-то нету.
—А я люблю.
—И что?— довольно грубо спросил Сергей.
—Это тебе,— Динка протянула маленькому нищему альбом.
—А что это?
—Мои любимые рисунки.
Сергей с любопытством посмотрел на странную девочку: зачем она его догнала? И что ему делать с этим большущим альбомом?
Динка, понимая, что ее огромная жертва, оказывается ненужной, жалобно сказала:
—Ты не понял. Это не я рисовала!
—А кто?
—Одна девочка. Она уже умерла. Давно умерла.