Динка прекратила есть свою клубнику, уселась на подлокотник кресла и благодарно поцеловала Софью Ильиничну в щеку. А потом всхлипнула: ее страшили разговоры о смерти. И было очень жаль Софи с ее больным сердцем: зачем, ну зачем Софи умирать?!
Софи нежно улыбнулась девочке.
—Не плачь, моя хорошая. Старые люди большей частью не боятся смерти. Она, моя маленькая, не точка, всего лишь запятая.
Динка захлюпала сильнее и уткнулась носом в плечо Софи. Элечка помрачнела. Наталья смотрела равнодушно. Лелька — грустно. Остальные, казалось, думали о своем. Одна Вера Антоновна раздраженно гремела тарелками, составляя их на поднос.
—Но-но-но, — укоризненно воскликнула Софи, оглядывая притихших гостей. — Выше нос! Вопрос-то чисто философский. Ведь смерти, дорогие мои, не существует для уходящих. Тяжело остающимся.
Софи усадила Динку на колени и прошептала ей:
—Малышка, не плачь, я ведь жива! А когда меня не станет, об этом узнаешь ты, но не я. Забавно, правда?
Динка размазала по лицу слезы и спросила:
—Ты правда так считаешь?
—Честное слово,— кивнула Софи.
Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла Динкины щеки. Подумав, серьезно сказала:
—Все, что когда-либо приходило в голову людям, как мечта, как сказка, рано или поздно осуществлялось. Вспомни ковры-самолеты, сапоги-скороходы, блюдечко с наливным яблочком — предтечу телевизора, гусли-самогуды… Жизнь после смерти — тоже одна из сказок, моя милая, притом самая древняя. Разве нет? Это та последняя загадка, которую я разрешу уходя…
Софи нежно покачивала прижавшуюся к ней Динку. Крыс уложил тяжелую морду на ее туфли и смешно вздыхал. Вера Антоновна, поджав губы, заявила:
—А все ж таки картины стащили, что б ты тут не говорила!
Софи грустно заметила:
—Об одном жалею — хотела их Диночке на память оставить. Нинушкина правнучка, ты ж понимаешь…
Вера Антоновна сморщилась, будто уксуса хлебнула, и отвернулась. Элечка ахнула. Наталья поджала губы. Петя растерянно пробормотал:
—Диночке?
Электрон рассмеялся. Тамара с Машей изумленно переглянулись. Лелька запротестовала:
—Да что вы! Мы бы не взяли! Музейные полотна! Нет-нет-нет.
—Глупости говоришь,— недовольно буркнула Софи.— Не музейные полотна, а весьма средние эскизы. Так их сам Левитан оценивал, дед вспоминал. А что имя… Ну, Левитан, и что? Такой же человек как ты или я. Вон, Диночка, может, не хуже писать будет.
Софи встала, подошла к двум детским рисункам, долго всматривалась в них. Лицо ее просветлело. Она задумчиво пробормотала:
—Душа вложена, фантазия, вот вам и настоящее искусство. А холодное мастерство художника в наши дни… Зачем? Когда есть фотография?
Софи провела пальцем по картону, улыбнулась рыбе-солнцу, обернулась к гостям и весело воскликнула:
—Ничего! Три оставшихся работы Левитана не пропадут. Веруся уже отнесла их в банк. В две ячейки положила. В одну — для Лели с Диночкой и Тамары, в другую — для Наташеньки.
Лелька схватилась за покрасневшие щеки. Наталья побледнела и отвернулась. Электрон зааплодировал. Элечка смотрела зло, глаза ее неприятно посветлели. Рассеянный взгляд Пети блуждал по комнате, ни на чем подолгу не задерживаясь. Маша восхищенно глазела на подруг.
Тамара пролепетала:
—Не нужно мне, честное слово не нужно, я в этом не понимаю ничего, вот Лелька, она…
—Это в память о Нинуше,— строго перебила Софи.— Ты на нее похожа, детка. На молодую. Вылитая Нинуша, поверь мне. И характер такой же. Упрямая!
Тамара потрясенно молчала. Софи печально пояснила:
—Если б не Нинуша, я бы в блокаду продала крымский пейзаж. А может и остальные следом ушли бы. Она не позволила, да! Карточками поделилась, свои-то я, ворона эдакая, потеряла. Жизнь мне тогда подруженька спасла. И картины эти. Я Нинуше еще в сорок первом обещала: умирать буду, внукам твоим крымский пейзаж оставлю. Пусть знают, что бабушка для них сберегла. А ты — не возьму. Молчи уж!
Элечка обиженно сказала, глядя в сторону:
—Честным людям всегда не везет!
—Это кто ж тут нечестный?! — подскочила Наталья, лицо ее мгновенно залилось краской.
—Не я ведь,— хмыкнула Элечка.
—Право же, — неопределенно пробормотал Петя, — зря ты так…
—Как? — с любопытством спросил Электрон.
—Так… так резко, — помявшись, буркнул Петя.
Маша стукнула ладонью по столу и почти восхищенно заметила Лельке:
—Глянь, они нас сейчас по земле размажут! Ущемленные мои! Честные-пречестные! Лучше бы сознались, кто картины из гостиной умыкнул!
—Это ты на кого намекаешь, лахудра?!— взвизгнула Элечка.