Г р е ч и ш н и к о в а. Подождите, Ферзухин. «Выше — ниже»… Тут сказано: «что рождается».
С в и н ц о в с к и й. А что… э-э-э… рождается?
Р о м а ш к и н. Наверное, имеются в виду начинания разные…
Г р е ч и ш н и к о в а. Стойте! Мысль! Зарплата без кассира! Приходят и сами берут…
Ч а р у ш и н. Это очень трогательно!
Ф е р з у х и н. Людям надо доверять. Приносить радость. Вот вчера я был на одной комсомольской свадьбе…
Г р е ч и ш н и к о в а. Подождите, Ферзухин! Идея! Комсомольская свадьба! Разве это не то, что рождается? Нам обязательно надо провести такое мероприятие! В ногу со временем!
Ч а р у ш и н. Люся, записывайте!
Г р е ч и ш н и к о в а. А бригада коммунистического труда? Это ли…
Ф е р з у х и н. Коммунистическая канцелярия Свинцовского!
Г р е ч и ш н и к о в а. Нет, это как-то не звучит.
Ф е р з у х и н. А почему не звучит? Я вчера пришел в Гастроном, смотрю — табличка: «Отдел обслуживает бригада коммунистического труда».
Ч а р у ш и н. Насчет бригад надо подумать. А свадьбу — обязательно. Вот так, вроде все. Будем закругляться?
Г р е ч и ш н и к о в а. Ой-ей, давно пора. Тороплюсь, бегу, спешу. В отделе запарка, готовлюсь к семинару, на носу актив!..
Когда заседание комиссии окончилось, в коридоре Ферзухина остановили референт по входящим Шалый и референт по исходящим Малый.
— Ну как? — спросили они хором.
Ферзухин, как человек, посвященный в великие тайны, гордо вытянул и без того длинную шею. На его узком, с тонким длинным носом лице (за что в УКСУСе он получил кличку «Топорик») появилась ободряющая улыбка.
— Будьте уверены, каждый получит свое.
А Нолик допрашивал Ромашкина. В том же плане: кому что?
— Груздеву орден дадут, а ты, сам понимаешь, больше чем на грамоту от месткома рассчитывать не можешь, — ответил Ромашкин.
Нолик тяжело и грустно вздохнул:
— Мне всю жизнь не везет, наверно потому, что я был у мамы девятым…
— Девятым? — переспросил Ромашкин. — Это здорово! Последними рождаются обычно гении. Мечников был шестнадцатым, Шуберт — тринадцатым, а Сара Бернар — одиннадцатой…
— Ну, я не Шуберт, — тихо сказал Нолик.
— Тем не менее слух у тебя отличный! Ты можешь слышать все даже через бетонную стену.
Нолик стал красным, как корпус пожарного сигнала «Разбей стекло. Нажми кнопку».
Пока шло заседание комиссии, он ходил около дверей и его большие уши шевелились, как локаторы.
Да, Ромашкин угадал, и ему, Нолику, было стыдно.
Но что поделаешь: зайца спасают ноги, ящерицу — хвост, а Нолика — уши. Он человек маленький и хочет точно знать, что с ним будет и как упредить события.
Едва от Ромашкина отошел Нолик, как его атаковала Оглоблина из отдела координации. Меркантильные вопросы ее не интересовали. Она спросила лишь одно:
— Когда?
— Двадцатого июля.
— Кошмар! Мое платье не будет готово…
И тут же кинулась к телефону:
— Ателье? Софью Абрамовну… Софочка, милая, отложите мой сарафан и займитесь вечерним платьем. У нас тут юбилей… Разные представители приедут. Времени — в обрез… Что? Билет? Вам? Конечно, достану…
Трое веселились — Груздев, Шалый и Малый.
Им было очень смешно.
— Ха-ха-ха! Ххх-ах! — закатывался Петр Филиппович. — Ну-ка, Шалый, повтори. Значит, так: в палате лежали инфарктники…
— Да-да, — продолжал Шалый. — Лежат, смотрят в потолок, шевелиться им нельзя, друг друга не видят. Знакомятся заочно. Директор промтоварного магазина поведал, как он обкрутил ревизора. А когда им разрешили поворачиваться, то он увидел, что его сосед по койке и есть этот ревизор. И тот его узнал. У обоих сразу — бах! — и по второму инфаркту! Ха-ха-ха!
— А вот тоже абсолютный факт, — перенимает эстафету Малый. — В нашем универмаге есть сберкасса. Кто-то получил выигрыш — пятьдесят рублей. И вдруг по радио объявляют: «Товарища, которому только что оплачен выигрыш по трехпроцентному займу, просят подойти к окошку сберкассы. Товарищ, конечно, не подошел, дал деру. А оказывается, ошибка получилась — ему пятьсот рублей полагалось. Вот дурак!