— Ну, и что Нолик сказала?
— Нолик? Она стучала карандашом по столу, требовала, чтобы я всегда говорил только то, что она на уроке рассказывает…
Сестре стало жаль брата, и она попыталась его успокоить:
— Хватит расстраиваться. Дело не поправишь. Лучше отдохни.
— А как я отдохну, если завтра у нас сочинение будет? И опять об Онегине…
— Об Онегине? — оживился Костя. — Я думал, о ком-нибудь еще. А об Онегине, Федя, я тебе написать могу. Прямо сейчас, а ты заучишь. Верная пятерка будет. Бери, Федя, ручку и бумагу.
Федя неуверенно взял ручку и стал ждать, не совсем понимая предложение Ромашкина. А тот сосредоточенно уставился в потолок и начал диктовать:
— Онегин — это типичный тип русского дворянина начала XIX века. Его ярко описал А. С. Пушкин, который был типичным писателем того же времени. Онегин вел жизнь, типичную для своего круга, к которому принадлежали дворяне, которые были против народа, который их ненавидел за эксплуатацию, против которой всегда выступал А. С. Пушкин…
Костя перевел дух. Люся-Мила сказала:
— К чему эта дикость?
Костя развел руками:
— Какая дикость? Здесь все насмерть правильно. Федя, я продолжаю… Онегина учили гувернеры, так что серьезного образования он не имел (не говоря о политехническом), образование в то время не было поставлено так, как сейчас, а совсем по-другому. Пушкин писал: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Ах, если бы он учился в наше время!
Костя остановился, подумал и сказал сам себе:
— Вроде все как надо… И ни к чему не придерешься… Диктую дальше: в лице Онегина Пушкин развенчал русское бытовое проявление байронизма, который был тогда в моде, которую придумал Байрон, который всем известен как поэт, который… Пушкин показал всю внутреннюю пустоту и несостоятельность образа Онегина.
Когда Костя закончил диктовать сочинение, Люся-Мила снова возмутилась:
— Но ведь это же все-таки, извини меня…
— …глупость, — заранее согласился Костя.
— Тогда для чего она?
— Для пользы дела, Люсенька.
Люся пожала плечами.
— Эксперимент, дорогая. Посмотрим, как все это поймет Нолик…
Люся-Мила проводила Костю до дверей.
— Завтра зайдешь за мной? Отсюда поедем?
— Да, — сказал Костя, но тут же спохватился: — Совсем забыл. Завтра же воскресенье, я в «Глобусе». Придумываем новую программу.
— Какую?
— Милочка, это секрет. Клубная тайна. Решим так: если я в «Глобусе» задержусь, то ты приезжай к шести на угол Первой Встречной.
Дом Оглоблиной находился в тихом зеленом переулке, недалеко от Первой Встречной.
От калитки через небольшой садик к крыльцу шла дорожка, обрамленная пионами.
На крыльце справа и слева от дверей, как львы у дворцовых подъездов, лежали два рыжих кота.
Хозяйка встретила гостей традиционным торжественным визгом:
— А-а-а-а! Проходите!
Костя и Люся-Мила сделали несколько шагов и оказались в царстве фикусов, крахмальных накидок, ковшиков и настенных фотографий. Посредине комнаты хрусталем и винными бутылками мерцал праздничный стол.
— Садитесь, отдыхайте, — пригласила Оглоблина. — Могу дать посмотреть альбом. Тут некоторые товарищи запаздывают. Пришли пока только Свинцовские.
Из соседней комнаты послышался густой баритон:
— Да-да… э-э-э… Мы здесь. — И вслед за тем, слегка пригнувшись навстречу Люсе-Миле и Косте, вышел Свинцовский в неизменном белом кителе. — Доброго здоровья, — пророкотал он.
Потом показалась его жена Милица Георгиевна — высокая, худая, черноусая женщина.
Свинцовский попал в УКСУС, как и Чарушин, потому, что больше ему попадать было некуда. Но пришли они сюда разными путями. Чарушина Груздев взял сам по своей воле, а Свинцовского сюда направили сверху. С ним поступили так, как поступают с шахматной фигурой, которая на доске оказалась вдруг лишней, только мешает. Снять ее нельзя, остается один выход — задвинуть на спокойную клетку. Такой клеткой и оказалась канцелярия УКСУСа.
А до нее? О, до нее Свинцовский занимал очень важные клетки.
Жизнь его — это феерический взлет и катастрофическое падение.
Взлет начался в первые послевоенные годы, когда он работал председателем месткома небольшой фабрики. Случилось так, что Свинцовский выступал однажды на митинге, на котором присутствовал человек высокого положения.