— Что же ты, Чаевых, упустил такое дело? Приезжие гости любят поудить рыбу… Возьми-ка еще один экскаватор и около березовой рощи пруд расширь, напусти в него всяких пескарей, карасей. Самолетом доставь.
Чаевых мягко и осторожно спросил:
— А как народ на это посмотрит?
— Народ? А мы что, не народ? Вышли мы все из народа. Правда, Сусанна?
— А я в вашей биографии так и пишу: руководитель высшего типа из низов…
О сиятельный князь Потемкин! Давно ты умер, но последователи твои еще не перевелись. Двести лет назад ты построил фанерные фасады несуществующих деревень, дабы услаждать самодержавный взор путешествующей императрицы. Проплывая мимо этих искусных театральных декораций, высокая путешественница должна была понять: не зря ты живешь на свете, недаром доверена тебе власть. Вон какое кругом процветание!
Ты основал незатухающее движение очковтирателей, мастеров морочить вышестоящие мозги, пускать в глаза сахарную пудру. И многие ученики твои давно тебя переплюнули. Ты бы, наверно, не мог дать и в год четыре годовых плана по мясу, а они «давали». Да мало ли что они делали!
Обладая богатыми режиссерскими способностями, они собирали баранов с пяти-шести районов и в одном, заранее определенном месте перегоняли их через дорогу — в том месте, где должен был проехать совершавший вояж Сам.
Едет Сам из центра, а рядом с ним сидит местный Сам. Вдруг — стоп: бараны идут через дорогу. Идут и идут. Местный Сам делает вид, что нервничает, властно кричит чабану:
— Эй, нам проехать надо!
А Сам из центра успокаивает его:
— Не надо, не горячись. Постоим, посмотрим, приятно посмотреть…
Вот так-то, князь! Не зазнавайся!
А теперь еще и Росомахин в твои приспешники записался. Серьезный конкурент!
…Совещание продолжалось.
Дошли до телепередачи. Мысль организовать специальную телепередачу подсказала Сусанна Сударченко.
Вечером, когда гости захотят отдохнуть в особняке, они, увидят документальный фильм об Однотрубном. Он совсем недавно отснят по Сусанниному сценарию, и вот-вот его привезут со студии.
После фильма выступит директор Росомахин или, если пожелает, Кристальный. Дальше — концерт самодеятельности.
— Ну, раз до самодеятельности дошли, — хватит. Остальное придумаем потом. Спасибо тебе, Сусанна.
Когда Сударченко ушла, Росомахин сказал Чаевых:
— Есть еще одно дела Не хотел при лей говорить. Хоть и наш человек, а все-таки представитель печати. Вот что, запиши-ка: этих самых щитков сатирических много расплодилось. Поснимать с них карикатурки надо. Не время сейчас для сатиры, когда мы, понимаешь, показываем имеющиеся достижения. Ты вызови этих ребят и объясни им про сатиру. А вместо карикатурок, чтобы щиты не пустовали, плакатов понаклей. Ну, знаешь, мужчины, женщины, дети, старики — и все с поднятыми руками: «Давай!», «Даешь!», «Дадим!»
— Записано, — ответил Чаевых, закрывая тетрадочку, — заметано.
— Вижу, что заметано, знаю, что сделаешь. Эх, Чаевых, если бы все были как ты! А то вот выдвину тебя — кто заменит?
Чаевых благодарственно улыбнулся, потер нос-лепешку рукой, сказал:
— Так что, думаю, все получится хорошо.
Директор рассмеялся. Это был смех усталого, но очень преуспевающего человека.
— У меня все получится!
В студии однотрубненского телецентра, которая была постоянным «штабом сатириков», собрались Ромашкин, Орликов, Сапрыкин и редактор-диктор Боярский.
На этот раз Вилли не сочинял стихи, а Орликов отложил в сторону кисти и карандаши.
Костя рассказывал, как готовится руководство стройки встретить высокую комиссию. В подробности плана встречи начальства его посвятила Сусанна Сударченко.
Решив, видимо, похвастаться, она сказала Ромашкину, что скоро появится документальный фильм «В хозяйстве Росомахина», снятый по ее сценарию.
— Где? Когда? Куда бежать за билетами? — всполошился Костя.
Сусанна ответила, что фильм будет передаваться по местному телевидению в день приезда гостей.
— У вас всегда интересные сведения, — льстиво заметил Ромашкин.