— А что особенного? — скромно спросил Ферзухин. — Костюм, плащ. Тебя шокирует галстук?
— Шокирует, — согласился Ромашкин. — Ты знаешь, Ферзухин, во Франции при Луи Филиппе галстук был признаком политической ориентации. Республиканцы носили красные галстуки. Члены тайных обществ умели читать галстуки я узнавали друг друга по их цвету. Но, убей меня, по твоему галстуку я прочитать ничего не могу. Садись. Зачем приехал?
Выяснилось, что Топорик приехал просто так. В УКСУСе много неизрасходованных денег на командировки. Если эти деньги не «освоить» — их срежут и на будущий год смету уменьшат. Петр Филиппович Груздев в этом, разумеется, не заинтересован, потому принял решение разогнать дюжину сотрудников по разным городам. Хорошо, если у кого-то в Астрахани живет дядя или кто-то имеет тетю под Баку! Отдыхай, купайся, запасайся витаминами и ультрафиолетовыми лучами!
У Ферзухина нигде никого нет.
— Тогда ты скатал бы в Ялту, — высказал предположение Ромашкин. — Ну, не в самую Ялту. Туда командировок умные люди не берут. Едут в промышленный и административный центр Крыма — Симферополь, отмечают там свои удостоверения, а дальше отправляются троллейбусом на Южный берег.
— На курорт — это безыдейно, — ответил Ферзухин. — А здесь стройка. То да се. Можно подышать, так сказать, воздухом созидания. И в отчете не какой-то подозрительный Симферополь.
— Все равно безыдейно! — возразил Ромашкин. — Хотя, в общем, конечно, научно-познавательная экскурсия. Где жить думаешь, Ферзухин?
Топорик неторопливо отхлебнул из кружки пиво, сказал:
— А об этом я хочу спросить тебя. Как старого друга.
— Ну что ж! У меня есть хата. Живем с Люсей, отгородившись от хозяйки простыней на веревочке. Тебя, дорогой, подобный сервис не устроит. Я тебя знаю. Ты старый пижон. Но есть идея!
Ромашкин помолчал, обдумывая внезапно появившуюся мысль, потом повторил:
— Есть идея! Хочешь жить, как на курорте? Комната с балконом, ванна, душ, телефон и черный кофе прямо в номер…
— Хочу! — пылко согласился гроссмейстер межведомственных комбинаций. — Ты меня разыгрываешь?
— Тебя разыграешь! Помнишь, как пытались тебя Шалый и Малый в Лесогорске разыграть? А что из этого вышло?
Ферзухин громко расхохотался.
— Да, пострадали тогда ребята. Я такой — со мной шутки плохи: где влезешь, там и слезешь.
— Абсолютно! — горячо подтвердил Ромашкин. — Никаких шуток с тобой учинять не собираюсь. Так как? Хочешь черный кофе в номер?
— Не верится, — неопределенно ответил посланец УКСУСа. — Здесь, при такой тесноте… на стройке… Тут места свободного нет.
— Как сказал великий классик, «в церкви не было ни одного свободного места, но пришел городничий, и место нашлось».
Ферзухин приосанился, вытянул шею.
— Но я же не городничий.
— Хорошо. Будешь ревизором. Какая разница? В березовой роще выстроили особняк, ждут комиссию, высоких гостей. Пока гости не приехали, в особняке решили сделать гостиницу для важных людей. Вот ты и есть важный!
— А что от меня требуется?
— Ничего от тебя не требуется. Быть очень солидным, говорить неясно, туманно, но в основном многозначительно. И главное — слушать меня.
— А кто командировку отметит?
— Не волнуйся. На удостоверение шлепнет печать Люся. А моя задача — чтобы из твоей безыдейной командировки сделать идейную! Посиди.
С этими словами Костя решительно поднялся и пошел к телефонной будке.
Он позвонил директору гостиницы, в ведение которого передали особняк в березовой роще.
Директор сначала ничего не понял и гнусаво твердил привычное «мест нет».
— Да не надо ваших мест! — оборвал его Ромашкин. — Я просто хотел вас предупредить, что к вам, возможно, обратится один человек. Пятнадцать минут назад он сошел с поезда. Лицо его мне знакомо. Я его видел то ли в Москве, в министерстве, то ли в секретариате Кристального… Как его фамилия? Не знаю. У таких людей фамилию не спрашивают… Могу описать внешность: худощавый, высокий, с тонким длинным носом. Бежевый костюм, темные очки…
— Кто бы это мог быть? — спросил директор.
— Сам не знаю, — ответил Ромашкин. — А не приехал ли этот человек на разведку от комиссии? Может быть, он подослан, чтобы застать нас врасплох?
Директор гостиницы был настолько растерян, что даже не поинтересовался, кто с ним говорит. Он горячо заверил Ромашкина, что все будет в порядке.