Как правило, сколько бы накануне ни выпил спиртного Павел Балашов, в каких бы пропорциях не намешал разные напитки: водку, коньяк, вино, виски, пиво… следующим утром, на удивление собутыльникам, он выглядел свежим как огурец. Но только при двух сопутствующих условиях: если, выпивая, закусывал, и если ночью удавалось поспать хотя бы три с половиной, а лучше – четыре часа. Другой разговор, что уже днем, когда заканчивался тур соревнований или просто утренняя рыбалка, Павел превращался в выжатый лимон, и ему ничего так не требовалось, как парочка часов спокойного сна. После которого, кстати, он вновь начинал колобродить и обычно вырубался далеко за полночь.
Знающие его люди удивлялись такой выносливости организма, сам же Павел не придавал этому значения. Единственное, из-за чего страдал, так это от провалов в памяти. Она, то есть память, конечно же, восстанавливалась. Особенно если ему по дружбе рассказывали: с кем он умудрился поспорить, с кем скорешиться, с кем и о чем договориться. Но бывало, что и собутыльники ничего вспомнить не могли.
Проснувшись на этот раз и лежа с закрытыми глазами, Павел мучительно пытался восстановить цепочку вчерашних событий, но пока, помимо беседы с бывшим лодочником Евдокимычем, все остальное вспоминалось смутно.
Послышались торопливые шаги, Павел сел на кровати и, зевая, принялся протирать глаза. Дверь в его комнату распахнулась, Лёва переступил порог и, глядя на друга, почесал себя за ухом.
– Павлик, ты все проспал!
– А сколько сейчас времени?
– Время тут ни при чем. Новость есть!
– Надеюсь, нормальная?
– Это с какой стороны посмотреть. – Лёва плюхнулся в кресло, на спинке которого небрежно висела одежда приятеля. – Константин Какуев умер.
– Врешь.
– Когда я тебе врал?!
– А… – отмахнулся Павел, и тут до него дошло. – Неужто в самом деле копыта отбросил?
– Ну да! Здесь вот какое дело! Я сегодня специально пораньше проснулся, чтобы, так сказать, в лучах восходящего солнца запечатлеть рыболовную базу и ее окрестности. Пришел на речку, смотрю – наш «обожаемый» конкурент уже в раскладном стульчике на берегу расположился, штатив перед собой установил. Я ему молча кивнул и в сторонку отошел, чтобы ракурс получше выбрать. Потом на Какуева оглянулся – как сидел, так и сидит, голова на грудь свешена, фотик – на коленях. Подошел и сразу все понял. Да ты сам можешь посмотреть. – Лёва достал из сумки цифровой фотоаппарат.
– Не хочу я на мертвеца смотреть. Меня от самого вида Какуева и при жизни воротило.
– Короче, вызвал я полицию, те, в свою очередь, вызвали медиков. Приехали очень быстро, видимо, им здесь частенько приходится факты смерти констатировать.
– И какова причина смерти? – Павел встал, вытащил из-за спины Лёвы свои джинсы с футболкой и начал одеваться.
– Причина пока не установлена. Визуально – никаких ран не обнаружено. Может – сердце гикнулось. В общем, медики тело господина Какуева увезли, будут разбираться.
– И какой теперь расклад с соревнованиями?
– Надеюсь, все пойдет по плану. Разве что сегодня график сдвинется. Потому что и меня, и всех спортсменов будут вызывать, как потенциальных свидетелей.
– Тебя – понимаю. – Павел заглянул под кровать в поисках кроссовок. – А остальные тут при чем?
– В окошко выгляни – и все поймешь. Берег реки – как на ладони. Из других домов – то же самое видно. Понятно?
Павел подошел к окну и приложил ко лбу ладонь, защищаясь от слепящего солнца. На берегу, как нарисованные, выделялись раскладной стульчик и штатив.
– Вот ведь человек! – Павел в сердцах ударил кулаком по подоконнику. – Пока жил – гадил всем и каждому. А своей смертью – нагадил вдвойне.
– Да ладно тебе, – скривился Лёва. – В народе говорится – о покойниках либо хорошо, либо ничего.
– Вот это верно! А ты помнишь песню с такими словами: «Тенни-ис большо-о-ой – это хорошо-о!» Можешь считать, что я кощунствую, но, несмотря на предстоящие геморройные объяснения с полицией и со всеми остальными, я спою так: Какуев уме-е-ер – это хорошо-о!