— Ихнему удивлению не будет границ! — радовался своей сметливости староста группы. — Да не раз пройти, а раза три-четыре, как?
Группа загалдела и сразу нашла понимание у Хохлаткиной. А вот она у дирекции круиза его не находит.
— С Гвидоновым что будем делать? — напоследок спохватилась Хохлаткина. — Может, и его на самотек пустить?
— Ваше дело, — сказали ей. — Но не забывайте, что Гвидонов — турист, все экскурсии им оплачены и не пускать его на берег мы не имеем права.
— Но его-то, надеюсь, можно поддерживать… за руки?
— Ваше дело.
После очень подробной беседы с Хохлаткиной у берегов Турции Василий Гвидонов почти не удивился, когда на землю древней Эллады он ступил крепко и нежно поддерживаемый с одной стороны Африканом Салютовичем, а с другой — Ниной Фугасовой. Чуть впереди, зорко посматривая по сторонам, шествовали Хохлаткина и кинооператор Антошкин. До автобусов — метров двести — дошли без приключений.
— Хорошо шел, — похвалил Гвидонова Африкан Салютович, подсаживая его в машину.
На сиденье они расположились рядом и с интересом стали озираться по сторонам. Мимо проплывали обыкновенные и причудливые здания, зеленые островки скверов, толпы прохожих и несметное количество магазинов. Но толпы почему-то не выстраивались ни в какие очереди и продавцы сонно, рассевшись у дверей, провожали взглядом людской поток.
«Странно, — засвербило в голове у подозрительного Африкана Салютовича. — Магазины есть, а очередей нет. Так не бывает. Ведь у нас сейчас в очереди стоят, чтобы спросить: за чем стоите? Неужели прогресс только нас коснулся? Или это…»
Нежданная, но очень красивая догадка поразила старосту.
— А ведь сегодня четверг! — вскинулся Африкан Салютович.
— Ну и что? — спросил Гвидонов.
— Не улавливаешь связь?
— Связь? Какую связь?
— С капитализмом. С сутью его.
— Не приходило в голову.
Африкан Салютович безрадостно вздохнул и посетовал:
— Подкован ты слабо. Наверное, от политзанятий уклоняешься. Я сейчас гляжу на эту Грецию — и она передо мной как на ладони.
— Поделились бы.
— И поделюсь. — Откашлявшись, Африкан Салютович потяжелевшим голосом продолжал: — Сегодня четверг — это раз. Какой делаем вывод? Четверг — рабочий день. На улице народу — как муравьев — это два. А в магазины никто не заходит — это три. Какой итог получается? Самый решающий. Все эти люди бедные и несчастные. Потому что они безработные и им не на что заходить в магазин. — Он встал со своего места и призвал: — Посмотрите по сторонам, товарищи. Посмотрите на эти лица, у которых понурый вид и, может быть, от голода вытянулись носы.
Африкан Салютович малость смутился, когда водитель автобуса повернулся в его сторону и показал большой палец.
— Ка-ра-шо! — с чувством, хотя явно ничего не понял, проговорил он.
А смутился староста потому, что увидел у шофера клюв, который мог поспорить с пеликаньим. Гвидонов похлопал старосту по колену:
— Не тушуйтесь, — сказал он, — я думаю, у нашего водителя неполная рабочая неделя.
— Вероятно, — хмуро согласился Африкан Салютович и запретил себе глазеть по сторонам.
При выходе из автобуса процедура повторилась. Гвидонова подхватили под руки и молча поволокли к великому памятнику — храму Афины Парфенон на Акрополе.
— О, Парфенон! — воскликнула гид-гречанка и с повлажневшими глазами что-то сказала переводчику.
— О, Парфенон! — сказал наш переводчик и скосил глаза в блокнотик. — О, мраморный, дорический периптер с ионическим скульптурным фризом. О!
Лица туристов сделались столь почтительными, что гид-гречанка восторженно всплеснула руками и мысленно плюнув на регламент, долго и с жаром рассказывала о древней архитектурной жемчужине. Наш переводчик, хоть и не разгорячился, но исходные данные произносил громко, отчетливо, и, как гречанка, не забывал употреблять букву «о».
— О, четыреста сорок семь тире четыреста тридцать восемь до н. э., построенный Гектином и Калликартом. О, площадь Парфенона тридцать и восемьдесят девять сотых метра помножить на шестьдесят девять и пятьдесят четыре сотых метра. О, статуи фронтонов, рельефы метон и фриз. Руководил работами Фидий! О!
Пока гид и переводчик не по-волжски окали, ряды туристов мало-помалу вымывались и пристраивались к другим группам, где объяснения давались и не столь эмоционально, но зато ближе к родной речи. Лишь неразлучная тройка — Африкан Салютович, Гвидонов и Нина — угрюмо внимала громкоголосящему дуэту гида и переводчика. И тут дуэт распался: переводчик уперся взором в чистую страницу-шпаргалку и, сглотнув слюну, умолк. Гид что-то сказала. Переводчик высокомерно промолчал. Гид сказала еще что-то. Переводчик вернул листы-шпаргалки в первоначальное положение и без подъема промямлил: