Громыхая сандалиями, Африкан Салютович исчез. Нина прошлась по пустой палубе, а потом спустилась в каюту. Вроде бы поваляться отдохнуть, а на самом деле, чтобы в тиши еще раз посмотреть на люстру и попытаться найти злополучный дефект. Но едва она распахнула створки коробки, раздался стук.
— Нина, ты здесь? — Голос принадлежал Хохлаткиной.
— Войдите!
— Нина, немедленно зайди в штаб! — И уточнила: — К Гвидонову.
В штабе расположились Хохлаткина, Волобуев и сам хозяин каюты Василий Гвидонов. У руководителя группы и доцента лица были такими кислыми словно, они только что нажевались теперешнего апорта. Хохлаткина пальцами рассыпала дробь по столу.
— Нина, — спросила она, — где ты купила люстру?
— В магазине?
— В каком?
— Я ведь нарисовала. И продавца легко узнать: красивый и по-нашему шпарит.
— Никаких красивых, которые шпарят по-нашему, — веско объявила Хохлаткина, — мы на твоей улице не нашли.
Нина Фугасова искренне удивилась:
— Вы хотите сказать, что я вам лапшу на уши навесила?
На секунду воцарилась пауза. Хохлаткина вопросительно посмотрела на доцента. Доцент перевел:
— Нина хотела сказать, что она нас не обманывала. Так?
Нина кивком головы подтвердила: так. Хохлаткина пристально посмотрела на Фугасову и с четкостью метронома проговорила:
— Продавец, похожий на замухрышку и ни бельмеса не понимающий по-русски, за пять долларов предложил нам с Олегом Владимировичем одну подвеску от люстры. А вся люстра стоит триста долларов.
— Иди ты!
— Да, милая моя, триста долларов. Что ты теперь скажешь?
Нина поднялась с диванчика и, подбоченясь, укрепила кулачок на талии.
— Что я скажу? Фигня! Чек видели? Еще раз посмотрите и умойтесь. Адью! — и она вышла из каюты.
Гвидонов одобрительно хохотнул:
— Молодец, Нинка!
— Ты-то чему радуешься? — повернулась в его сторону Хохлаткина и вздохнула: — Ну и группка подобралась! Дома и не расхлебаешь. С одной стороны княжеский внучек, с другой — проныра.
— Почему проныра? — заступился Гвидонов. — Втрескался мужик и преподнес подарочек.
— За подарки платить надо. Вот что, Гвидонов: завтра утром ни ты, ни Фугасова в город не пойдете. А в обед, слава богу, в Африку поплывем. Пойдемте, Олег Владимирович.
Гвидонов сказал:
— В город мы пойдем. Я и Нина. Честное профсоюзное!
Суматошный день сменился тихим ласковым вечером. Палубу заполнили сытые, умиротворенные пассажиры. Плеск воды и яркие, почему-то кажущиеся чужими, крупные лохматые звезды располагали к задумчивости и мудрому молчанию. Но намеченное свершилось, а потому думать было не о чем, а молчать — кощунственно. Из недр «Руслана» неслась музыка, зазывая в бары и обещая неповторимый вечер. С шампанским, рюмочкой коньяка (тогда еще люди не знали, что пить вредно). И вдруг на палубе стало очень тихо. Так тихо, словно каждого гуляющего туриста накрыли стеклянным колпаком. Гремел лишь один голос, легко узнаваемый голос Африкана Салютовича:
— Эй, боцман, свисти всех наверх! — неслось с пирса.
Туристы в предвкушении бесплатного зрелища метнулись к правому борту. Их взорам предстала странная картина. Африкан Салютович, по-медвежьи облапив огромный мешок, пытался повалить его наземь. Мешок отчаянно сопротивлялся: глухо выл, причитал, матерился. То и дело сбиваемый в горизонтальное положение, он каким-то чудом вздымался, чтобы через секунду получить оглушительный пинок и вновь распластаться на пирсе. Не дождавшись боцманской команды, Африкан Салютович сменил тактику:
— Антошкин! На помощь! Ко мне!
Капитан теплохода приложил ко рту рупор и спросил:
— Что происходит?
Африкан Салютович со всему маху рубанул сандалем по мешку и с достоинством ответил:
— Я захватил изменника родины!
— Какого еще изменника? — громыхнуло с капитанского мостика.
— Самого настоящего. Он, гад, с грузового судна убежал.
Мешок сусликом замер у трапа, прислушиваясь к разговору.
— Снимите с него балахон, — приказал капитан.
Африкан Салютович повиновался. Чиркнул, по-видимому, перочинным ножичком по тесьме и мешок свалился к ногам пленника. В пленнике туристы узнали смуглолицего мужичонку, который подкарауливал группы у автобусов.
— Кто такой? — спросил капитан.
— А твое какое дело. Я вольный человек, — развязно отозвался смуглолицый, потирая ушибленный бок.
— Врет он, товарищ капитан, — вмешался Африкан Салютович. — Это гад — изменник, предатель и дезертир. Мы его привезем домой и судить будем.