Представитель пароходства повел Гвидонова в каюту. Хохлаткина, телевизионщики пошли следом. На борту Гвидонову отдал честь капитан теплохода. Он был при параде и сверкал как новогодняя елка. Камера впилась в бесстрастное лицо морского волка, которому по сценарию полагалось сказать Гвидонову:
— Добро пожаловать, миллионный пассажир!
И он сказал эту фразу: весомо, с достоинством. А потом они мирно зашагали к каюте первого класса. Каюта — хоть стой, хоть падай! Просторная, со всеми-всеми удобствами и двумя громадными кроватями.
— Мы с вами поплывем? — спросил Гвидонов у капитана.
Капитан стал красным и, если бы не микрофон под носом, он бы ответил по-другому.
— На флоте не говорят поплывет. Потому что плавает только…
— Ясно, капитан, — прервал его Павел Николаевич и повернулся к режиссеру. — Съемка закончена?
— Порядок!
— Тогда мы прощаемся. Всем привет! — И он направился к двери.
— Будете жить как князь! — мечтательно проговорила Хохлаткина.
Василий Гвидонов неожиданно и дурашливо хихикнул.
— Что с вами?
Гвидонов пояснил:
— Это, наверное, смешно, но если разобраться, я на самом деле князь.
— Это в каком смысле? — не своим голосом спросила Хохлаткина.
— Не знаю, как и сказать… В прямом смысле, наверное. Мой дед князь и он сейчас в Турции.
— Живой?
— Живой, мама говорила. И написала ему, что я в Турцию плыву.
— Опять плыву, — сказал, как ругнулся, капитан.
— Этого еще не хватало! — охнула Хохлаткина и, в вихре мыслей поймав крайнюю, спросила: — А почему, Гвидонов, ты об этом в анкете не написал?
— Дак в анкете про дедушек и не спрашивали, — простодушно ответил Гвидонов.
— Головотяпы! — упрек относился к сверхбдительным составителям анкеты. Неожиданно Хохлаткина успокоилась. — Я посоветуюсь с нужными людьми, и мы что-нибудь придумаем. Но ты, Гвидонов, молчок и — ни-ко-му!
— Это бардак! — неожиданно донеслось до каюты первого класса. — Мы костьми ляжем! Как один! За мной, товарищи!
— Что это? — удивился Гвидонов.
Хохлаткина вздохнула:
— Знала бы я… Это все из-за вас, княжеский осколок!
— Я-то здесь при чем?
— Съемки закончены. Пошли на свой теплоход.
И пока Хохлаткина, Гвидонов и капитан пробирались к выходу, с палубы доносился металлический рык старосты группы:
— Это вам не пляж! Встать! В колонну по двое — становись!
Когда Хохлаткина и Гвидонов подошли к трапу, они увидели с трапа белоснежного лайнера два одиноко торчащих чемодана, а чуть поодаль всю свою группу, понуро бредущую к неказистому суденышку…
Час спустя теплоходик, мелко подрагивая, отчалил от пирса и вырулил к выходу из бухты. Проплывали (нет, проходили) мимо красавца-лайнера. У доцента Волобуева и Василия Гвидонова, стоявших на палубе, отчего-то запершило в горле, когда они взглядом не могли подняться выше борта обманщика-лайнера. А тут еще теплоходик взял да и подал голос: да разве голос — тявкнул, как болонка.
— Ну и гудок, — обидевшись за маленький теплоход, печально сказал доцент. — Если бы я поднатужься, то смог бы гораздо громче.
И в который раз сам удивился буйству своей фантазии.
2. Красные шальвары
Воистину все познается в сравнении. Еще вчера, в порту, теплоход «Руслан» казался плюгавым, утлым суденышком, но прошла ночь — и не диво ли? — теплоход будто раздался в плечах и зримо прибавил в росте. Все, что держалось на плаву и время от времени появлялось справа и слева по борту, походило на морскую мелюзгу, которую пацаны расстреливают в электронном тире. И стал белее, похоже, «Руслан», отмытый за ночь морскими волнами. Но и это еще не все. Туристов поразило необъятное чрево теплохода. Когда первые пять групп исчезли в его внутренностях, то последней, шестой, подумалось, что матросы через какой-то донный люк сплавляют пассажиров на сушу. Ну никак пассажирская масса при самом богатом пространственном воображении не могла вместиться в данную кубатуру. Но вместилась. Расположилась. Кое-кто и с комфортом. Чудеса? Ничуть не бывало! Вспомните городской автобус. Часы «пик». Распахиваются двери и пробками от шампанского вылетают из салона честные труженики. Двадцать, пятьдесят, семьдесят человек… сто! По всем земным законам в автобусе должен сохраниться лишь водитель автобуса. Жалкие фантазии! В салоне только-только начинают уступать место гофрированным от давки инвалидам и беременным женщинам.