(1939)
На занятия, в школу, Артемий не пошёл. В Школе Особого Назначения, где он обучался, лекция, сегодня, по радиотехнике, по электротехнике, затем лабораторные работы. Всё это он проходил в Московском институте связи, и решил лучше провести время в филармонии, где днём играли Вагнера. Надо было погладить белую рубашку, жаль, что галстук всего один, почистить обувь и пригласить бы, Елену. Елена Голицына была немного старше нашего героя, но с прекрасной фигурой, большими открытыми глазами, и обворожительной улыбкой.
Наш молодой человек думал сейчас о художнике Вересаеве, и насвистывал Полёт Валькирий: - Как же, там, у Вересаева, о человеке можно многое сказать по губам – душа…
Вдруг резко отворилась дверь и появилась соседка по коммуналке, Ольга Рагнаровна, точнее, её голова. Довольно низким, для женщины, голосом, произнесла:
- Артемьюшка, мммм, Артемий, Ваш чайник скоро весь выкипит, а куда это Вы собираетесь?
- Ольга Рагнаровна, что же Вы не постучались?- спросил Артемий с покрасневшими ушами, надевая спортивки.
- Так ты же Артемьюшка, для меня, как сынок, и не стоит меня стесняться.
Она прошла в комнату, не молодая, но фигура, и кожа лица, как у двадцатилетней! Всегда очень опрятная, с накрахмаленным, белым до синевы, ажурным воротничком и рукавами, и такой же белой, но, совсем, седой прической. Жила одна, потеряла всю семью в «гражданскую».
- Иди, позавтракай, а я тебе, пока, рубашку поглажу, хорошо? – Блин, точно шведка, подумал Артемий, а вслух произнёс: - В филармонию, в филармонию, Ольга Рагнаровна, сегодня питерцы, то есть, ленинградцы Вагнера дают. – И убежал на кухню.
На коммунальной кухне стол был уже накрыт, чай, бутерброд и яблочное повидло. Артемий выглянул на улицу, за окном был весьма тёплый день, хотя конец ноября, и снега много. Колючий и пушистый иней на деревьях, и яркими жёлтыми и красными пятнышками щебетали снегири и синицы, разбросанные невидимой рукой. Размазывая повидло по маслу, он обратил внимание, что из скрипящего репродуктора диктор читал стихи Маяковского о «паспортине». А в мыслях витали стихи о Швеции Николая Гумилёва:
Страна живительной прохлады
Лесов и гор гудящих, где
Всклокоченные водопады
Ревут, как будто быть беде;
Для нас священная навеки
Страна, ты помнишь ли, скажи,
Тот день, как из варягов в греки
Пошли суровые мужи?
Она стояла у входа в филармонию, видимо ждала уже несколько минут, потому что била каблучок о каблучок, и на сердце стало приятно и волнительно. Елена, милая Елена. Наш герой не спешил, замедлив шаг, любовался издалека. Она казалась чуть высокой, при тёмных волосах, глаза были серо-синие. Высокая причёска, накрыта белой оренбургской паутинкой, длинное тёмное, серое с прохладным кадмием, пальто и белая сумочка, и эта ручка, в перчатке, около коралловых губ, кулачком. Теперь он, не замечая себя, бежал ей навстречу.
(1827)
В зимнюю стужу, за трактом , к длинной избе, в одной связи которой была казённая почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подъехали сани, все в снегу и инее, тройка довольно простых лошадей с подвязанными хвостами. На козлах саней сидел крепкий мужик в шубе, серьёзный и темноликий, с редкой смоляной бородой, покрытой сосульками, похожий на старинного разбойника. В санях стройный военный в большом картузе и в серой шинели с бобровым стоячим воротником, ещё чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый. Поверх шинели огромный белый тулуп, который он сбросил сам тут же, на сани.
— Направо, ваше превосходительство, — грубо крикнул с козёл кучер, и он, слегка нагнувшись на пороге от своего высокого роста, вошёл в сенцы, потом в горницу направо.
В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом стоял старец. Пристальный взор императора встретился с кроткими глазами, стоявшего пред ним Авеля. Государю сразу полюбился этот, весь овеянный смирением, загадочный старик.
- Честный отец, - промолвил император, - о тебе говорят, что на тебе почиет благодать Божия. Что видишь ты прозорливыми очами о роде моем во мгле веков и о державе Российской?
- Эх, батюшка-царь! – покачал головой Авель. – О судьбе державы было в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем ещё жидовском …
- Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему вовеки! – гневно нахмурился император. – пустое болтаешь, черноризец.
Хошь верь, а не хошь, не верь, а на престоле будет внук Павла, Александр II, тезка твой, Царем-Освободителем преднареченный. Крепостным свободу даст, а после турок побьет и славян тоже освободит от ига неверного. Не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди ясного дня в столице верноподданной отщепенскими руками.
- Тогда-то и начнется иго жидовское?
- Нет ещё. Царю-Освободителю наследует сын его, Александр III, Миротворец истинный. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он. А только недолго царствовать будет.
- Кому передаст он наследие царское?
- Святому Царю, Иову Многострадальному. Он будет иметь разум Христов, долготерпение и чистоту голубиную. На венец терновый сменит он корону царскую. Война будет, Первая великая война, Мировая. По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы плавать. Измена же будет расти, умножаться. Накануне победы рухнет трон царский. Мужик с топором возьмет в безумии власть, наступит воистину казнь египетская, кровавые реки потекут, брат на брата восстанет. И будет жид скорпионом бичевать землю Русскую, грабить святыни её, закрывать церкви Божие, гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника. Две войны, одна горше другой будут. Новый Батый на западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени!
- Уже ли сие есть кончина державы и не будет спасения?
- Будет, будет Князь Великий, стоящий за сынов народа своего. Он будет един и всем понятен, облик его будет державен и светел. Два тезоименных уже были на престоле, но не царском, он же воссядет на царский, как третий. Во Владимире спасение и счастье державы Российской. Пути иные сызнова, были бы на русское горе.
Помазанник Божий внимал словам пророка и верил, что пророческое видение сбудется после многих, многих дней.
Тайный император прожил 92 года под именем старца Федора Кузьмича. «Сфинкс, не разгаданный до гроба», как писал об императоре Александре I его современник П.А. Вяземский, и могила царя в Петропавловской крепости, вскрытая после революции 1917 года, оказалась пустой.
(1987)
Работал я главным инженером по технике безопасности в зональном стройотряде. Кто я? Ах, да, честь имею представиться, я внук тех: Елены и Артемия. Да, да и уже идет 1987 год от рождества Христова. И занесло меня в город Миасс, что на Южном Урале. Красивейшие места, смею вам заметить: крутые обрывистые берега, высокие сосны и глубокое прозрачное озеро – Тургояк. Кто-то может сказать, что рай на земле, это Сергиев-Посад, ну а мне и Тургояк – рай. ну так вот, курировал я студенческие строительные отряды, поселили меня удачно, гостиница хорошая, чистенько. Ну, думаю, завтра с утра приступлю к работе, и вышел покурить на лавочку, что у подъезда стояла. Подсаживается ко мне паренёк, совсем ещё мальчик, лет девяти, не больше одиннадцати, это точно. Худощавый, одет во всё летнее, сандалики поношенные, и первым заводит разговор.