– Какая милая художница! – отчего Олино сердце затрепетало и готово было сразу упасть в объятия нового знакомого.
– Может, вы и мне тоже стену оформите?
–Ну, разумеется, это же моя работа, – чуть быстрее, чем следовало бы, выпалила Оля.
Егор помолчал, секунду-другую пристально глядя на Олю. Потом обратился к Олегу:
– Хорошо рисует?
– Да вообще отлично! – весело отозвался Олег.
– Хорошо. Тогда позвоните мне в ближайшие дни. Договоримся о встрече, покажете мне свое портфолио.
Егор протянул Оле визитку и снова обратился к Олегу:
– Хочу отцу порекомендовать. Он все планирует у себя в кабинете сделать что-нибудь эдакое, а что именно, никак не может придумать.
Мужчины продолжили беседу, а Оля, словно оглушенная, смотрела на визитку, где простыми черными буквами было написано: «ЕГОР ЗАРЕЦКИЙ». Прощание с Егором Оля запомнила плохо, она была как в тумане, одновременно обрадованная знакомством, взволнованная тем, что будет дальше, смущенная своим неприглядным видом, в котором она предстала перед мужем одноклассницы.
Тетя Маша слушала Олю молча. Она не могла понять, что у той на уме, но прекрасно видела, как Оля взбудоражена, и только тихонько покачивала головой. Почему-то ей это не нравилось. Оле тоже что-то не нравилось, что-то грызло ее, точило, словно червячок яблоко, но что именно, она разобралась только, лежа в неподвижной ночной тишине своей комнаты. Грызло ее мерзкое чувство все той же несправедливости. Ощущение, что Егор смотрел на нее, как на товар, на интересную затею, не более того. Понимание, что не будет она при встрече с Лелей стоять с ней на одной ступеньке. Зависть, разочарование, гнев. И единственный способ, который родился в ее голове – единственный способ насолить Леле, который она сочла вполне подходящим для своей мучительницы – переспать с ее мужем.
***
Следующим же утром Леля позвонила по телефону, указанному на визитке Егора Зарецкого. Но ее тщеславие было серьезно покорежено – трубку не только взял не Егор, а его секретарша, но она, в свою очередь, всего лишь сообщила ей телефон дизайнера, с которым Оле и предстояло обсудить все детали. Оказалось, что отец Егора отбраковал все предложения дизайнера по оформлению стены в собственном кабинете, требуя чего-то необычного, но, как и полагается людям, несведущим в дизайнерском мастерстве, не мог внятно объяснить, чего именно. Оля, несмотря на свое разочарование таким поворотом общения, подошла к делу весьма профессионально. Встретившись с дизайнером (ею оказалась весьма известная в узких кругах дама средних лет), она внимательно ознакомилась с проектом кабинета, с предыдущими вариантами оформления стены и даже расспросила Эвелину (так звали даму-дизайнера) о характере и привычках Зарецкого-старшего. Эвелина, смотревшая поначалу на Олю недоверчиво-снисходительно, под конец разговора даже слегка зауважала безвестную художницу. Тем более, что портфолио ее оказалось вполне себе интересным, а некоторые фамилии заказчиков были знакомы и самой Эвелине. В результате неделю спустя, когда Олин эскиз для Зарецкого был готов, Эвелина предложила поехать на встречу с заказчиком вместе, чтобы Оля сама объяснила ему концепцию своей задумки и, в случае чего, сама же ее отстояла. Все, чего желала Эвелина, – это чтобы поскорее начать работу в кабинете, которая пока что упиралась в стену в прямом и переносном смысле этого слова.
Зарецкий-старший оказался жестковатым и нетерпеливым в общении. Он без всякого энтузиазма взглянул на представленный ему эскиз, выполненный в сине-голубых тонах.
– Что это?
– Сюрреализм с элементами обнаженной женщины, – с вызовом ответила ему Оля. Эта работа действительно стала вызовом – вызовом и самой Оле, до сих пор конфузившейся от интимных речей и стесняющейся своего тела, вызовом Зарецкому, оттолкнувшему уже не один творческий труд, вызовом и всему обществу, которому доведется лицезреть эту картину на стене кабинета, если, конечно, ее одобрит человек, стоящий сейчас напротив.
А в глазах человека, между тем, вспыхнул интерес. Оля рассчитывала на него. Она давно приметила, что заказчики любят, когда проекту дают имя. Когда определяют стиль – красивым, редким, умным словом. Когда со стилями экспериментируют и придумывают что-то особенное – специально для них. И больше ни для кого. Картина, на которую сейчас с интересом смотрел Зарецкий, была действительно выполнена в духе сюрреализма. Она представляла собой что-то среднее между полотнами Дали и Магрита, что-то неведомое и манящее. И обнаженная женщина – нет, кажется, это просто причудливая волна сказочной реки взвилась вверх. Или все-таки женщина бесстыдно подставляет свою грудь игривым потокам? Зарецкий-старший принял вызов. Оле не пришлось сказать ни слова в защиту своего проекта. Единственное, о чем спросил ее хозяин дома – не является ли эта картина копией известного полотна?