Выбрать главу

Без помутнения ленью окрашено призраком.

Третья нога, или рана на бедре —

Тебе мои длани простерты,

Тебе названы все эти драмы,

Тобою навеяны образы истинного чуда!

Травяное безумство, пересчетом внутри

Погребенное в недрах светоносной звезды.

Ох, эта тоска по абстракции

Число словесного Нечто имеет последнее знание,

Покуда не истлеет старая мечта о легком дельце.

Многое думаешь – много получаешь

И ничего не смыслишь под окончание.

Некоторым полезно трещать по утрам.

Да, полезно иметь все сразу

Ни к чему толком не прикасаясь.

Абстракцией наполнен ров ушей,

Мечтой наполнена дремо́та последнего утра.

Особой нежностью веет от родного тела,

Но много ли нужно для хорошего вечера?

Да – нет – не знаю:

Ум полон цветастого разнообразия!

Четверо на фоне одного

Сборник натурального молока, сбор трав для чая,

Делания преисполнен завет молодых ключиков:

Покуда много полно́ – нельзя без промедления тут!

Натуральная еда на фоне одного стакана с чаем,

Беляши в ночи плачут от одиночества!

Прими их такими, какие они есть и выпей напитка.

Утром станет хорошо, я обещаю.

Музыка – это фон.

Темный фон – это атмосфера звезды.

Какой еще рассказчик думает также:

Один утром поёт, другой на земле ропщет,

Рыщет дырявое корыто.

Там спрятаться от гнева легко,

Сделаться великим – также легко,

А стоит оно того?

Дело говоришь, интуиция,

Ловки твои пёстрые крылья,

Драматичны твои серые глаза.

О любви они говорят —

Она в далеком времени еще сыпется?

Смешная оса, и одежды её и потускневший вид.

Выстрелом звучит начало всего,

Немотой дышит последнее из всего.

Чем легче и проще – тем популярней Оно.

Звезда всё ещё помнит твою улыбку,

Так одари же её своим кофейным вниманием —

Человеко-пятикнижие!

Копирование форм,

Размножение клеточной туфельки.

Фруктовое, овощное на фоне существования —

Грузно оседает перед ногами некоего правителя.

Это равно стёртой грани или ещё чему —

Пока не исследованному, пока не открытому,

И не подверженного никакому тлению.

Цифра для очков, сумрак для красивой обложки:

Книжки тут печатают сами себя.

Это простая арифметика, тут думать не нужно,

Или топтаться на месте: всё сделано за тебя!

Уже зашитая рана,

Ужом обвивает внутренности, глаза.

Стереть бы её запах,

И дух.

Чтобы не возникало соблазна

Снова послушать фееричное,

Фиалковое кино.

Звуки наводнили восприятие,

Уши размёрзлись сами по себе.

Некоторым нужна нежность и важность,

А многим просто покой.

Просто оставить дверь не запертой,

Отвалиться за негу морскую,

Небесную, за парапет к звездам шагнуть.

Всё это сыпется мелко, мелью молоком —

Мучной же травой и меловым отложением.

Древность – порог перед жизнью,

Всё остальное – костяное недоразумение.

Финал новые грани отворяет,

Новое воспевает в котле и больше того —

Пролётом стеклянных балконов

Дремоту наводит на лоб.

Пластинчатое тело зиждется на двух ниточках:

На синей и красной,

И зелёной с белым.

Их преступление в нежности к нам.

Прощать – значит испытывать милосердие,

А это сейчас редкое качество.

Особенно в книгочеях-книгомарателях,

Вроде тех, кто умеет правильно сети расставлять,

Ловить сумму да не разума полноту.

Вечера слепоту, и кристаллы самой же лепоты:

Красильниковой, треклятой и далее.

По осям желания, мечты Перинея вьются ужом —

Долгой дорогой, коротки путём: одно или много,

Одно или Всё.

И точка нужна здесь, как потоки воздуха нужны перьям, чтобы те могли взлетать и падать.

Длинная Мать

Печать, окно, мечта.

Нежные руки, длинные головы

Смотрят на меня или не смотрят:

Не важно теперь, потому что печать

На руках такая же смелая, как и вчера.

Спасибо окошку в снежный мир —

Он грел меня все это время,

Обгонял по встречам,

Менял подгузники нерожденным идеям.

Как славно осознавать, что есть Такое

В тело завернутое, в материю облаченное.

Раскачивается оно мягко, по родному —

Розовые основы, голубые подложки.

Гадость забралась в желудок,

И теперь живет там сорочина мух:

Желатин Вельзевула срам свой стыдливо

Прикрывает черным шелком и гарью.

Длинной матерью является моя любовь.

Длинным пальто обволакивает Адамово

Яблоко, глазное его очарование тут же грустинку