Выказывает – «Да что за тягучая песенка?»
Веревочке всегда есть где развернуться:
Олеа в Вечери Звезды.
Еще раз про окна и снежные печати на руках,
Еще раз про матерь основы,
Розовую нежность внутри и губы со вкусом вишни.
Ох, как это по-стариковски,
Да! Именно по-детски варева местные
Разнеживают нашу общую повесть,
Еще раз про магический круг и седьмую книгу,
Еще раз с песней пройтись по площади.
Главное тут – самой чудесной и всеми любимой
Чтобы суметь разбудить, чтобы еще, чтобы Домой попасть
Наконец.
Обыкновенные варежки перед лицами тычут
Красой достопочтимых особ, лицами простыми,
Лицами сложными: бабочка наполнила
Сосуды жизнью, стала что-то большим,
Чем просто планетой и солнцем в одноглазом певуне.
Пятистишия недостаточно.
И еще раз:
Пятистишия более чем достаточно
Для просветительских целей
Достопочтимых особ.
Бабочка-матерь крылья сажает в сырую землю.
Пыльца на её ножках разносит гармоническую
Мелодию дальше, чем шмеля основа
И Человеко-пятикнижия глухая сова.
Информация для пытливых:
Кожаное безумие кожаным неглиже
Разумом здесь и там находится. Сразу
Распевается сипло, дорожка его прекратилась
Дрожа, перекатилась на левую сторону!
Ах, как хороша песенка вышла,
Вперед она покатилась,
К земле преклонилась и зашипела гадюкой:
«Впереди у Вас множество развилок,
А еще рассыпается передняя стенка желудка.
Через тринадцать минут доложите обстановку!»
И доложили,
Положили у подножья гор прогорклый туман
И медяную монету.
Шум, стеклянные очки, распетая гроза —
Одним вперед замри! Седьмая магика,
Тёмная магика, пятая магика.
Второе пришествие взмочило громкое тесто!
Высокое, тесное, переливчатое,
На глаза пахнуло влагой, вдохнуло
Низкую, терпкую, тугую охапку созвездий.
На главы мировых держав
Тряхнуло сырцой и пелёнкой льняной.
«Красота» – сказали небесные длани.
А земные черви раскудахтались завистью.
Музыка странных созвучий играет,
Звуки этих странных осей перед магикой
Человеко-пятикнижия вываривают дикий суп Вдохновения.
Окончание главы, части тела или еще какой-либо градации.
Весеннее небо Пять
Небеса настоящие,
Потому что существуют по-простому,
Рассказывая свою небольшую историю другим.
Глупо здесь мечтать о большей мудрости.
Чем оно проще, тем лучше приживается
К недрам полутора стаканов.
На просторах между очей красной Луны
И фиолетового Солнца
Выплевывает дражайшее существо Семи
На ладони себя самого.
Незатейливое, сложное или любимое:
Перчатками съедает свою личину.
Искусство мрачного повествования —
Равно роковому преступлению,
Которое совершается ровно
Между пятью и семью часами утра.
Для наших дел утреннее сияние
Подходит как нельзя лучше. Можно
И сном всё заволакивать, а также гнездом:
Мутнеть окно желает тихим рубежом.
Стихами поэты говорят,
Разливают глухое, прозрачное вино.
Пить, мочить и глотать – дела
Для которых не нужно особого Вдохновения.
Удача для хороших людей,
А еще для тех, кто любит себя
Как самую главную веху времён.
Длинное, рыбное, короткое
Поёт самозабвенно,
Показывает мне свои руки,
Испещренные поучительными историями.
И тут же распахивается пяточная дверка:
Покои остаются незащищенными!
Вошли двое, разломали кровать,
На которой пел да кряхтел старик Эвкалипт —
Тело того в нашу современность,
Покорилось деятельному ржавлению.
(Дерево железо проглотило
Во времена своего наивысшего покоя).
Так же вынесли хрустальные туфельки,
А я осталась коротать пространство
У красивого, золотого постамента
В форме электрического ларца:
Павлинья сеть и сильные мира сего
Привлекает к себе. Да!
Приятная песенка для меня и тебя,
Живописная красота красным закатом
На руках алеет всё сильнее,
Ярче к себе привлекая. Зефир
Слизью проваливается в кишечные токи,
Оно всё ещё хочет растерзать
Пространное, самоличное присутствие
Вдохновения. Творческое
Существует для культа тени,
Для умерщвления плоти.
В момент, когда так хочется рассказать
О триумфальных извращениях:
Рот запечатан всё тем же прозаическим стихом.
Защищая себя от словесных уколов,
А также от чувствительного Ничего
И пустой простоты. Но так только кажется.
А я вижу себя в картинах будущего,
Где мое тело бродит среди