Я отдала ей выкройки, полученные мною от синьоры Раньери из Флоренции. Жозефина засияла.
–– Ах, как хорошо! – воскликнула она. – Как хорошо, что вы не забыли! Я в долгу перед вами.
–– Бог с вами! Какой долг? Мы вместе сидели в тюрьме, вместе ждали казни, мы вместе спаслись, наши дети дружили между собой… Мы же почти родственниками стали тогда.
–– Да, – протянула Жозефина задумчиво. – Тогда я была уверена, что вы станете супругой господина Клавьера.
Я сочла, что говорить об этом неуместно, и уклончиво ответила:
–– Ну, вы же знаете, что всё, что ни делается – к лучшему.
Когда мы, уже распрощавшись, спустились в вестибюль, я обнаружила, что забыла наверху свой веер.
– Я схожу за ним, – сказала Аврора.
– Нет-нет, дорогая. Ты не найдёшь его. Я сама не знаю, где его оставила.
–– Может, позвать лакея?
–– Слишком долго… Я сама схожу.
Слегка подобрав подол, я снова стала подниматься по ступенькам, но не прошла и половины лестницы, когда увидела на верхней , начищенной до блеска площадке женщину.
Она была в очень просторном платье, скрывающем округлившуюся фигуру. Я сразу узнала Флору де Кризанж, ныне Флору Клавьер, и, хотя мы встречались с ней лицом к лицу в этом году впервые и эта встреча была неожиданна для меня, я находила, что не должна бледнеть, волноваться или, чего доброго, изменять свои намерения и не идти за веером. Ни один мускул не дрогнул у меня на лице. Я продолжала подниматься. Флора, напротив, словно застыла на верхней площадке, глядя на меня.
Наступил момент, когда мы поравнялись, и я посмотрела ей в глаза. Она дурно выглядела. Лицо, отекшее, даже слегка распухшее, свидетельствовало, что она плохо переносит свое состояние. Она вообще сильно располнела. И постарела. Да что там говорить – она выглядела просто немолодой уже женщиной! Красота, которая когда-то так подавляла меня, пропала. «Нет, – подумала я, усмехаясь в душе, – когда мы встречались на Корсике, она выглядела лучше. Вряд ли Клавьеру нравится сейчас её вид… Она куда старше его, а по виду так просто в матери годится».
Я взглянула на неё как можно более пренебрежительно, с мстительным высокомерием женщины, которая сознаёт, что намного красивее, и была удовлетворена, когда увидела, что лицо мадам Флоры почти позеленело, а русалочьи голубые глаза сузились. Я была готова пройти мимо, но она, вдруг резко повернувшись, так схватила меня за руку и с такой неожиданной силой рванула к себе, принуждая вернуться, что я вскрикнула от возмущения.
–– Что вам угодно?
–– Видимо, вас недостаточно проучили, белокурая дама?
Она спросила с хорошо знакомой мне интонацией: ласково, почти любезно, не повышая голоса, словом, хорошо маскируя свои истинные чувства. Пожалуй, со стороны мы могли показаться двумя мирно беседующими подругами.
Я резким движением высвободила свою руку из её цепких пальцев, но ничего не ответила. Честно говоря, на какой-то миг мне стало страшно. Уж слишком ледяным был её взгляд. Я помнила этот взгляд – взгляд кобры. Она так смотрела на меня, когда стреляла. И я вдруг ужасно испугалась того, что, быть может, эта Флора по-прежнему одержима демоном злобы и ревности и, чего доброго, способна подкараулить меня где-нибудь с пистолетом в руке.
– Вы вернулись в Париж. Вы строите козни против Рене. А ведь мы оба вас учили. Так что же вами движет? Надежды? Позвольте узнать какие? А, черноглазая красавица?
Весь мой страх вдруг исчез от звуков ее голоса. Я разозлилась так, что у меня потемнело в глазах; да что там – от злости меня даже затошнило. Подавшись вперёд, я произнесла:
–– Я надеюсь на то, что вас перекосит от ненависти, а ваш муж издохнет и попадёт в ад. Я ежедневно молюсь об этом…
Сказать всё, что хотела, я не успела. Флора вдруг шагнула ко мне с лицом, искажённым яростью, и замахнулась, будто хотела закатить пощёчину. Инстинктивно желая избежать этого унижения, я резко выставила вперёд руку.
И тогда произошло непредвиденное. Её рука с силой наткнулась на мою, и от этого толчка Флора потеряла равновесие. Кроме всего прочего, она, кажется, поскользнулась на начищенной до блеска ступеньке. Я не смогла её удержать. Я лишь успела увидеть её расширившиеся от ужаса глаза. Она полетела по лестнице вниз головой, а я стояла, словно окаменев, не в силах пошевелиться.
Я очнулась, услышав, как трезвонят все звонки в доме. Над Флорой, лежавшей лицом вниз, склонились лакеи и мои спутницы, ожидавшие меня в вестибюле. На лестницу выбежала Жозефина и её многочисленные гости. Поражённые, все молча смотрели вниз, но ничего не делали.