Если вспомнить, что в свои сборники Бабель включал всего четыре «Одесских рассказа» о дореволюционной жизни, остается лишь изумляться — в половине рассказов автор помнит про какого-то Тартаковского, но путается в семейном положении главного героя!
Дело, видимо, в том, что «Одесские рассказы» — это не «Жизнь Человека», а герои рассказов — не люди...
Кто ж они?
Вот старик Цудечкис произносит пламенную инвективу, обращенную к Любке Козак:
«весь мир тащите вы к себе, как дети тащут скатерть с хлебными крошками, первую пшеницу хотите вы и первый виноград, белые хлебы хотите вы печь на солнечном припеке, а маленькое дите ваше, такое дите, как звездочка, должно захлянуть без молока...»
В чем он упрекает ее — в жадности, заставляющей забыть о собственном голодном сыне?
Нет — в неподобающих претензиях, покушении на чужие прерогативы! Потому что «первая пшеница» и «первый виноград» — это биккурим, первинки, те самые первые плоды нового урожая{85}, которые должно отнести в Иерусалимский
Храм и пожертвовать Богу. Приношения эти совершаются в праздник Шавуот. И еще сказано:
«белые хлебы хотите вы печь на солнечном припеке»...
А это к чему? Все к тому же празднику и к тем же приношениям первинок:
«От жилищ ваших принесите два хлеба возношения; из двух десятых частей эфы тонкой пшеничной муки должны они быть, квашеными да будут они испечены, это первинки Господу» (Левит, 23:17).
И, наконец:
«а маленькое дите ваше, такое дите, как звездочка, должно захлянуть без молока...»
Причем здесь младенец, его-то никто Храму не жертвует?!. Младенец, и правда, не при чем. Дело в молоке: Шавуот — это праздник дарования Торы; в этот день Моисей спустился с горы Синай, держа в руках скрижали с Десятью заповедями. И, когда евреи вернулись в свой лагерь у подножия горы, им пришлось довольствоваться молочной пищей. С тех пор, в память о прошлом, евреи перед обедом совершают в этот день молочную трапезу.
А Любка Козак своему сыну Давиду в молоке отказывает. Потому ли, что грудь ее пуста?
Молока у Любки нет оттого, что она отказывается выполнять законы, установленные для людей, и хочет занять место Бога. А поскольку в «Одесских рассказах» на это место претендует не она одна, то и говорить надо не о Боге, но о богах.
Но рассказы о богах — это не рассказы, а мифы. И в мифах никого не удивляет ни многоженство Зевса, ни свары олимпийцев.
Одесса родилась до Бабеля. Полагали даже, что и до Одессы. Будто прежде не саманное стойбище Хаджи-Бей здесь горбатилось, а раскинулся античный и культурный город Одессос. Лишь в советское время выяснилось, что Одессос тот и на самом деле стоял, но у соседей — в Болгарии, рядом с Варной...
Но без Бабеля и Одессы не было бы... Потому что Одесса — это не Греция, выброшенная на русский брег. Это Олимп!
Глава VI Список кораблей
Этот рассказ не вызвал трудностей при чтении, равно как и интереса. Ни у кого. Потому что все с рассказом было ясно: советская агит-сказка про международную солидарность трудящихся. И, в лучшем случае, отношение к рассказу было двойственным — от брезгливости к написанному до (тоже не без брезгливости) жалости к человеку, вынужденному такое писать.
И уж, понятно, никто не доискивался глубин... Глубин чего? — падения?!
А зря!
Итак, «Ты проморгал, капитан!»
Зима, январь, 1924 год, Одесский порт. 9-балльный ветер, а в городе играют оркестры. Сегодня на Красной площади в Москве хоронят Ленина. И матросы с английского парохода тоже хотят участвовать в митинге, но капитан не велит — мол, ветер 9-балльный, как бы чего не вышло! А чтоб матросы не сбежали, приказывает боцману запереть их в трюме. Боцман не возражает, но стоит капитану скрыться в теплой каюте, тут же выбрасывает матросов за борт, и те по льду бегут в город, где жмут руки рабочим и маршируют в траурной колонне. Мораль: ты, капитан, доверился боцману и — проморгал!
А вот завязка конфликта:
«В воскресенье в день похорон Ленина, команда парохода, три китайца, пара негров и один малаец, вызвала капитана на палубу. В городе гремели оркестры и мела метель.
- Капитан О’Нири! - сказали негры и малаец - сегодня нет нагрузки <sic! - «Красная нива»: «погрузки»>, отпустите нас в город до вечера.
- Оставаться на местах, - ответил О’Нири. - Шторм имеет 9 баллов, он усиливается; возле Санджейки замерз во льдах «Биконсфильд" барометр показывает то, чего ему лучше не показывать. В такое время команда должна быть на судне. Оставаться на местах.