И он отошел ко второму помощнику, капитан О’Нири. Они пересмеивались со вторым помощником, курили сигары и тыкали пальцем в город, где в неудержимом горе завывали оркестры и мела метель».
Здесь проиллюстрированы два тезиса обращения ЦК РКП «К партии. Ко всем трудящимся» от 22 января 1924 г.:
«<...> его физическая смерть не есть смерть его дела. <...>
Ленин живет среди миллионов колониальных рабов.
Ленин живет в ненависти к ленинизму, коммунизму, большевизму в стане наших врагов».
В первой публикации{86} жанр повествования не обозначен, хотя более всего написанное похоже на очерк. Так или иначе, сочинено это было по поводу конкретного события и подписано псевдонимом «Баб-Эль». Псевдоним, конечно, прозрачный донельзя, но читателю не знакомый (Бабель пользовался им лишь трижды, да и то в 1916-17 годах, в петроградском «Журнале журналов»{87}). Да и зачем он нужен — псевдоним?! Неужели намек на то, что материал не авторский, а заказной?
И срок, наверное, назначили самый сжатый... Вот начало второго абзаца:
«В воскресенье в день похорон Ленина»...
Так пишут, когда от события до описания прошло меньше недели. Иначе пришлось бы уточнять: «в прошлое воскресенье». А Бабель все сроки пропустил, и публикация вышла две недели спустя, когда следовало уже писать: «в позапрошлое...»
В сентябре сочинение было перепечатано в «Красной ниве»{88} и с 1926 года входило в сборники рассказов Бабеля{89}.
Сравнение газетной версии с журнальной обнаруживает, что текст подвергся правке. Например, во фразу: «в день похорон Ленина, команда парохода, три китайца, пара негров и один малаец, вызвала капитана на палубу» вставлено слово «цветная» — «цветная команда». А согласно первому варианту выходило, что вся команда парохода состояла из цветных, зато начальство было сплошь белым!
Более уважительным стало и описание чернокожих: вместо «пары негров» теперь сказано «два негра». Кроме того, о цветных, заглядывающих в капитанскую каюту, уже не сказано, что делали они это «с собачьей тоской».
И то верно — чему тут завидовать, когда все красивое — «сияющая медь завинченных графинов, окостеневшее лукавство женских портретов» — из каюты вынесено навсегда.
Матросы бегут в город по льдинам замерзшей гавани — «по окоченевшим волнам», то есть окоченевшим, как труп. Незначительная замена — «окоченевшим» на «окаменевшим» — превращает противостояние жизни и смерти в антонимическое противопоставление жидкого и твердого...
И с городом произошли перемены: только что «лихорадивший на ветру», то есть больной, он превратился в «дрожавший на ветру», т.е. мерзнущий, но здоровый...
Такую работу мог проделать самый обычный редактор, поставивший себе целью сделать все сколько-нибудь необычное непроходимо банальным.
Тем удивительнее на этом фоне замены иного толка:
«И по окоченевшим волнам <...> летели к берегу, к причалам, пять скорчившихся запятых, пять невиданных фигурок с обуглившимися лицами, в развевающихся пиджаках».
Начиная с «Красной нивы», вместо «пять невиданных фигурок» читается «пять цветных уродцев».
«В эту минуту в Москве, на Красной площади, опускали в склеп набальзамированное тело Ленина».
В «Красной ниве» и последующих публикациях устранено слово «набальзамированное», а с 1926 года вместо «тело» читается «труп»\
Неужели Бабель принялся перерабатывать текст? Скорее всего, нет — просто и в Одессе был свой редактор. И он усмотрел в «цветных уродцах» оскорбление братьев по классу, да и с мертвым Лениным слово «труп» не вязалось... В данном случае с ним оказался солидарен и редактор «Красной нивы», так же заменивший «труп» на «тело». Но одесский редактор решил показать, что и тело Ленина не такое, как у обычных покойников, и добавил определение: «набальзамированное».
Так что «цветные уродцы» и «труп» Ленина — это не позднейшие дополнения, а первоначальный вид текста. Из чего следует, что, приступая к написанию рассказа, Бабель был настроен не самым восторженным образом.
А теперь от политики перейдем к художественным особенностям.
«- Боцман! - прокричал вдруг капитан, - палуба не бульвар. Загоните-ка этих ребят в трюм.
- Есть, сэр, - ответил боцман, колонна из красного мяса, поросшая красными волосами, - и он взял за шиворот взъерошенного малайца. Он потащил его к противоположному борту. Он поставил его к борту, выходившему в открытое море, и выбросил его на веревочную лестницу. Малаец скатился по ней и побежал по льду. Три китайца и пара негров побежали за ним следом.