Тут, как будто, все понятно: в самом начале первой сцены Левка уже сказал, что «еврей, который сел на лошадь, перестал быть евреем и стал русским». А раз так, то еврейские пищевые запреты ему не указ. А значит, можно любить и всю некопытную нечисть, в том числе ракообразную. А для Арье-Лейба раки такая же мерзость, как жабы...
Но это религия. Для чего же Боярский считает нужным привести еще «замечание из жизни» и замечание отнюдь не очевидное: «Еврей, который уважает раков, может позволить себе с женским полом больше, чем надо себе позволять». Откуда он это взял?
Из языка! Точнее — из особого значения слова применительно к отношениям с женщиной. Отсюда вывод: «любить раков» то же самое, что «любить раком», т.е. совокупляться с женщиной сзади.
Понятно, что значение слова здесь совсем иное — переносное, когда сексуальный акт уподобляется попятному движению рака. В самом же слове «рак» ничего неприличного нет. А приписывать любителю раков склонность к сальностям и вовсе глупо, поскольку «сальность» произведено из французского sale «грязный». И Боярский, болтающий по-французски, должен был это сообразить!
Почему же не сообразил? А потому, что разглядел в слове «сальность» совсем иную ипостась — сало, и, наверняка, свиное.
А это еще один запрет — евреи свинину не едят!
Таким образом, разглагольствования Боярского — это пародия на иудейскую экзегезу — символическое толкование Священного Писания.
И — как подтверждение: экзегеза самая доподлинная (в той же пьесе «Закат», сцена 6-я).
Арье-Лейб. «Песня Песней» учит нас - ночью на ложе моем искала я того, кого люблю... Что же говорит нам Рашэ?
<...>
Арье-Лейб. Вот что говорит нам Рашэ: ночью - это значит днем и ночью. Искала я на ложе моем - кто искал? - спрашивает Рашэ. Израиль искал, народ Израиля. Того, кого люблю - кого же любит Израиль, спрашивает Рашэ? Израиль любит Тору, Тору любит Израиль...
Рашэ — это ашкеназское произношение акронима РаШИ, абревитатуры словосочетания «Рабби Шломо Ицхаки». Так звали крупнейшего комментатора Священного Писания, в XI веке жившего в городе Труа на севере Франции.
А РаШИ, в отличие от Боярского, даже в «Песне песней» видит не эротику, а высочайший духовный смысл: если и есть предмет, достойный любви еврея, — это Тора.
И Бабель над обоими толкователями издевается...
Глава VIII Переход через Збруч
За свою жизнь Бабель надавал множество обещаний — написать книгу о ЧК, о коллективизации, о Горьком... И, скорее всего, обещанного не исполнил. Оттого и остался в анналах литературы отличным писателем, но автором одной единственной книги.
И книга эта «Конармия». Мы еще много места уделим разбору отдельных вошедших в нее новелл, но это не отменяет необходимости задуматься и над книгой в целом. Что же она такое? Пронизывает ли ее сквозная главная мысль, или такого стержня в ней нет, и это собрание блистательных новелл представляет собой лишь россыпь бриллиантов?
Попыток понять принцип сцепления новелл в книге было немало (приложил к этому руку и я), — удача не сопутствовала никому.
Но в книге — любой книге — всегда имеются в наличии две вещи: начало и конец. Бабель и здесь пытался запутать дело: в 1933 году снабдил «Конармию» новым концом — рассказом «Аргамак». Об этом рассказе мы поговорим позднее, поскольку, по мнению практически всех исследователей, конец этот к книге приделан механически. Но по-настоящему книга завершалась рассказом «Сын рабби» (см. главу XIX).
А открывалась книга рассказом «Переход через Збруч».
И выясняется, что с началом книги тоже не все слава Богу, поскольку город Новоград-Волынск, где проходит действие рассказа, стоит на реке Случь. И эта несуразность давно была отмечена. А объяснение дали такое: Бабель мистифицировал читателя!
Зачем? Какая, собственно, разница — Збруч, Случь?..
Есть разница — и существенная! Потому что Збруч не просто река, приток Днестра. С 1815-го по 1918 год по реке Збруч проходила граница между двумя империями — Австрийской и Российской. И 17 августа 1914 года переход через Збруч ознаменовал начало боев Первой мировой на Юго-Западном фронте русской армии.
Подъесаул Евгений Тихоцкий, участник тех событий, начало боя описывал так:
«Переправа была смелая и безостановочная. Австро-венгерские эскадроны переправлялись под обстрелом наших спешенных сотен, выравнивали строй и рысью двигались по дороге...»{95}.