С чего бы солнцу напрягаться и томиться, причем именно на дворе Тимошенко? Причина станет понятной, если мы остановим внимание на сцеплении трех слов: «солнце» и «своих лучей». Они из другой песни, и зовут эту песню «Интернационал»:
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей, -
Для нас всё так же солнце станет Сиять огнём своих лучей{145}.
При чем здесь «Интернационал?
Попробуем понять... Где проживает опальный красный генерал? Понятно, что не под открытым небом, а в доме. Перед домом двор. А на дворе конюшни, собственный табун в двадцать голов, толпа конюхов у веялок веет овес... Значит, овес нового урожая, еще не очищенный от мякины... А сам двор забаррикадирован — любому чужаку вход закрыт... Нет, это не дом и не двор... Это поместье! А опальный начдив — помещик!
Так что, кто «был ничем», так ничем и остался, и добра своего не отвоевал — его снова отобрали. Господ старых прогнали, так новые пришли... Оттого-то и пишет Мельников заявление о выходе из партии, пообещавшей свободу и обманувшей.
«И вот партия не может мне возворотить, согласно резолюции, мое кровное, то я не имею выхода, как писать это заявление со слезами, которые не подобают бойцу, но текут бесперечь и секут сердце, засекая сердце в кровь».
Вот такая душераздирающая история. Гнетущая правда жизни!
Раскрываем «Дневник», и — полное изумление:
«5.8.20. Хотин
<...>
Главное - внутренние перемены, все перевернуто.
Начдива жалко до боли, казачество волнуется, разговоры из-под угла, интересное явление, собираются, шепчутся, Бах- туров{146} подавлен, герой был начдив, теперь командир в комнату не пускает, <...> тяжкое унижение, в лицо бросили - вы предатель, Тимошенко засмеялся, - Апанасенко, новая и яркая фигура, некрасив, коряв, страстен, самолюбив, честолюбив, написал воззвание в Ставрополь и на Дон о непорядках тыла, для того, чтобы сообщить в родные места, что он начдив. Тимошенко был легче, веселее, шире и, может быть, хуже. Два человека, не любили они, верно, друг друга. <...>
Вечером музыка и пляска - Апанасенко ищет популярности, круг шире, Бахтурову выбирает лошадь из польских, нынче все ездят на польских, великолепные кони, узкогрудые, высо
кие, английские, рыжие кони, этого нельзя забыть. Апанасенко заставляет проводить лошадей»{147}.
Выясняется, что Тимошенко вызывал у Бабеля живую симпатию («начдива жалко до боли»; «тяжкое унижение, в лицо бросили — вы предатель, Тимошенко засмеялся»)...
Фамилия же Мельников в «Дневнике» вообще ни разу не упомянута! Нет ее в «Планах и набросках»... Как нет ни слова об отобрании жеребца!
Однако тема лошади все же возникает: новый начдив-6 Апанасенко «ищет популярности» и «Бахтурову выбирает лошадь из польских, нынче все ездят на польских, великолепные кони, узкогрудые, высокие».
Итак, старый начдив Тимошенко никого не обезлошадил, а новый, Апанасенко, напротив, лошадью одарил!
И вручил он ее военкому Бахтурову — это прощальный подарок.
«5.8.20. Хотин
<...>
Запомнить - фигура, лицо, радость Апанасенки, его любовь к лошадям, как проводит лошадей, выбирает для Бахтурова.
Об ординарцах, связывающих свою судьбу с “господами”. Что будет делать Михеев, хромой Сухоруков, все эти Гребушки, Тарасовы, Иван Иванович с Бахтуровым»{148}.
«6.8.20. Хотин
<...>
Утром уезжает Бахтуров, за ним свита, слежу за работой нового военкома, тупой, но обтесавшийся московский рабочий»{149}.
Военком появляется и в новелле, где он читает и рвет заявление Мельникова о выходе из партии, но обсуждать с ним свой поступок Мельников отказывается.
А затем Бахтуров возникает в «Планах и набросках»:
«Порядок.
День покоя. Прохожу мимо двора, в котором живет Бахтуров. Жена. - Отступление - о женщинах в Конармии <...>
Начало - о женщинах в Конармии. - Сегодня Бахтуров женат. - Среди села - он как помещик. - Заглядываю внутрь двора. - Ночью - он выходит, почесывается. - Стройная, в шали, - высокие ноги, хозяйство. - Жена или наложница. - О женщинах в Конармии. <...> Кучер жены Бахтурова. - Она держится особняком. - Белев? - Хотин?»{150}
Вот и оказывается: не опальный начдив, а военком живет, как помещик! Не раскрыв сюжета, едва ли возможно было разобраться во всех этих многоходовых рокировках и проследить путь от «Дневника» к новелле.
На этом пути изменилось и мнение Бабеля о Тимошенко. Впрочем, какие-то сомнения не оставляли писателя с самого начала: наблюдая Апанасенко (подробнее о нем в гл. XIII), Бабель записывает: