Когда ее окутала ночная мгла, она подумала, что могла быть в шоке. Но тут же отбросила эту мысль. И мысль беззвучно упала и застыла.
Саманта была в зеленой футболке Марии, которую та собиралась выбросить. Мягкий шелк сидел на ней по фигуре, такой же узкоплечей и плоскогрудой, как у дочери. Саманта стала теребить в пальцах ткань, пока не натерла кожу. Ей на ум пришел балахон дочери, черный, с капюшоном, который всегда ей нравился. Она представила, как наденет его и выйдет на улицу, и кто-нибудь спросит: «Это не Марии балахон?» И что она скажет? «Да, Мария оставила мне, когда уехала в колледж». Только Мария теперь не уедет в колледж. И все это узнают. Но от кого?
«Не от меня», – подумала Саманта.
Она не станет никому ничего говорить. Нечего и думать. На рассвете она собрала вещи дочери и добавила к ним кое-что из своих. Затем вышла из дома, сложила все в машину и поехала на запад, так далеко, как никогда еще не заезжала, и еще дальше. В Джеймстауне она повернула на юг и наконец покинула штат Нью-Йорк, и ближе к вечеру углубилась в Национальный заповедник Аллеени, раз за разом выбирая все более глухие дороги. В городке Черри-Гроув она увидела объявление о сдаче хижины, в такой глуши, что, когда она позвонила владельцу, он сказал, что без полноприводной машины туда лучше не соваться.
– У меня «субару», – сказала она ему.
Она заплатила наличными за неделю. Следующий день она провела, выискивая подходящее место, а ночью пришла туда с лопатой, купленной в Эрлвилле, и выкопала яму. Следующей ночью она привезла тело дочери и закопала, а сверху навалила камней и листвы. Вернувшись в хижину, она приняла душ и прибралась, а потом оставила ключ на крыльце, как просил владелец, и уехала. Она покончила с прошлым и замела следы.
Часть четвертая
Глава двадцать пятая
Афины, Джорджия
– Мне нужно в Джорджию, – сказал Джейк Анне на другой день после возвращения из Ратленда.
Они шли из дома на Челси-маркет, и Анне это не понравилось.
– Джейк, это безумие. Слоняться где-то, заговаривать с людьми в барах, проникать в чужие дома и кабинеты!
– Я не нарушал закон.
– Ты говорил неправду.
Пусть так. Но оно того стоило. Он за сутки узнал больше, чем за предыдущие месяцы. Теперь он понимал, с кем имеет дело, а раньше просто прятал голову в песок.
– Должен быть другой способ, – сказала Анна.
– Ну да. Я мог бы снова пойти к Опре, как мое тотемное животное Джеймс Фрей, и размазывать сопли о своем «процессе», и все меня полностью поймут, и это не уничтожит все, чего я достиг, и не сорвет съемки фильма, не говоря о новой книге, и не сделает меня парией на всю жизнь. Или я мог бы попросить Матильду или Вэнди устроить что-то вроде публичного покаяния и сделать из Эвана Паркера трагически погибшего Великого Американского Писателя и петь ему дифирамбы за роман, который он не написал. Или просто позволить этой суке подчинить себе всю мою жизнь и похерить мою карьеру и репутацию, и доход.
– Я не предлагаю ничего подобного, – сказала Анна.
– Я теперь знаю, как ее найти, во всяком случае, где нужно искать. Сейчас неподходящее время просить меня все бросить.
– Подходящее. Потому что ты пострадаешь.
– Я пострадаю, Анна, если буду сидеть, сложа руки. Она не больше меня хочет, чтобы все узнали правду. Она хочет управлять ситуацией, и до сих пор ей это удавалось. Но чем больше я буду знать о ней, тем вернее смогу диктовать условия. Это, по сути, мой единственный рычаг.
– А меня ты не учитываешь? То гадкое письмо она написала мне, помнишь? И в любом случае мы должны заниматься этим вместе. Мы женаты! Мы партнеры!
– Я знаю, – сказал Джейк виновато.
Возможно, он не вполне понимал, чего стоила Анне его скрытность и как это сказывалось на их совместной жизни, пока ему не пришлось во всем сознаться. Полгода умолчания о Талантливом Томе (как и об Эване Паркере) оставили на нем свой отпечаток – это ему было ясно, но только теперь он увидел, как рисковал чувствами Анны, тем более что, скорее всего, он бы до сих пор ничего не рассказал ей, если бы она его не вынудила. Он очень провинился перед ней, и она имела полное право сердиться на него, но, даже понимая это, он надеялся, что его признание пойдет им на пользу. Что, впустив Анну в свой личный ад, даже не по своей воле, он укрепил их отношения. Он очень на это надеялся. Ему отчаянно хотелось покончить со всем этим, и он поклялся, что как только это сделает, начнет все с чистого листа – с Анной и со всем прочим.