Песенка о факире Абу-Закире
(Новелла Матвеева)
Где тритоны бьют в тамтам,пребывая в трансе,где течет река Шампуньот Шампани вспять,ехал фокусник-чудакв старом дилижансе,ехал зайцем раз и два,три, четыре, пять.
Но однажды по путииз Афин в Марокковходит парень в дилижанс,хочет пострелять.– Предъявите ваш билет! –говорит он строго. –А не то я раз и два,три, четыре, пять!
Но факир Абу-Закир,он не из овечек.Никаким таким парнямс ним не совладать.Он затенькал, как сверчок,прыгнул, как кузнечик,прыгнул раз и прыгнул два,три, четыре, пять.
Где течет лениво Гангпод удары гонга,парень гонится за ним,чтобы расстрелять.Ах, как много тысяч летдлится эта гонка –может, год, а может, два.три, четыре, пять.
Восьмое чувство
(Леонид Мартынов)
Я с МузойГлубокою ночьюШел около «Националя».Там зайца –Я видел воочью –Уже начинять начинали.Вернее, едва начиналиОпасное это занятье,Едва ли имея понятье,Кого они там начиняли.В соседстве с дымящею печью,Где блики бегут по обличью,Владеющий слухом и речью,Он не был обычною дичью.И я его видел идущим,На крыльях упругих летящим,Бегущим по грядкам грядущим,Сырую морковку едящим.Над листьями репы и лука,Над свеклами бурого цветаОн несся со скоростью звука,А также со скоростью света.Он кланялся пущам и рощам,И было сравнить его не с чем,И не был он нищим и тощим,А был он поющим и вещим.…Тут нектоВысокого ростаВоскликнул:– Но как это можно?
Да, все это было бы просто,Когда б это не было сложно!
Интервью с Вольфом Мессингом
(Роберт Рождественский)
Я не верю угодникам.Надо рассчитывать здраво.У поэтас охотникомчто-то есть общее, право.Тот бежит, выбегает,стреляяи тем убивая.Тот сердца разбивает,на частистроку разбивая.Беспокойные, нервные,балаганими шпарим по грядке.Ну, подумаешь, невидаль –нервы чуть-чутьне в порядке.Ну, подумаешь, лесенка –разве этозначенье имеет!Вы спросите у Мессинга,он угадывать мыслиумеет.Поглядит – как приценится,чуть подумает,усмехнется:– Кто умеет прицелиться –тот уж фигушкипромахнется!
Монолог рано вышедшего погулять
(Евгений Евтушенко)
Я не люблю ходить на именины.О как они надменно имениты!О именитость наших именин!А Поженян – представьте – армянин!Но ты нужна мне, милая Армения,и маленькая звездочка армейская,и этот снег, что вьется или кружится,и все, что вами пьется или кушается…Я шел один по площади Восстания.А может, просто брел себе в Останкино.За мною шла машина поливальная,как старенькая бабка повивальная.И женщина, Мари или Марина,клопов руками белыми морила.Она была легка, как лодка паруснаяи как икра задумчивая паюсная.А дворник пел свою ночную арию.Россия сокращала свою армию.И только я один не сокращалсяи о своем заветном сокрушался:как совместить охотника свирепостьи зайца повседневную смиренность?Я разный. Огородник я и плотник.Я сам себе и заяц и охотник.Я сам себя ловлю и убиваю.Сам от себя бегу и убегаю.Но сколько я себя ни убиваю,я все равно никак не убываю.
Зайцерама
(Семен Кирсанов)
Там, где врезанный в Кордильеры,огородствует огород,конквистадоры браконьерызайцу сделали окорот.
Там, в тумане, за дымной Сьеррой,только выскочил погулять –для чего его в шубке серойдваждыдварики пятью пять?
Хулиганствуя, хали-гали,хулахупствуя на лугу,длячегорики напугали,почемурики ни гугу?
Говорю ему – У, мерзавец! –конквистадору главарю.– Умер заяц? Не умер заяц!Чепухарики! – говорю.
Избегая финальных арий,оркестранты, играйте туш!Поместим его в дельфинарий,в планетарий звериных душ.