Как раз там, куда не долетал дым, стояла женщина в шляпе Нефертити — она по–прежнему была в шляпе. Я хотел заговорить, но не мог придумать, о чем, — разве что сделать комплимент по поводу изящного головного убора. Этого хватило.
— Какая потрясающая шляпа. Это лучшая в мире шляпа, и вы в ней — просто Нефертити. Вам, поди, все только об этом и говорят.
— Нет, — отозвалась она. — Некоторые никогда не слышали о Нефертити, а большинство, по–моему, вообще стесняется лезть с комплиментами.
Она была рада комплименту. Я подал ей пиво, которое принес с собой в пластиковом пакете «Теско», и мы интересно поговорили о древнем Египте. Раз в жизни я почувствовал благодарность учителям, которые задавали нам все эти рефераты. Она сказала, что ее зовут Манкс. Потом подошли две ее подружки и ей настала пора уходить.
— Мне утром нужно успеть на самолет, — сказал она. — Я улетаю в Таиланд. Вернусь где–то через год.
Я не скоро опять увидел Манкс, но был рад, что свел знакомство.
СЕМНАДЦАТЬ
У нынешней депрессии Манкс множество причин; одна из них в том, что Манкс всегда в депрессии.
— У меня в школе была жуткая депрессия, — как–то сказала мне она, когда я описывал происшествие из своих школьных лет, и я вежливо выслушал.
Сейчас у нее другие причины для депресиий. Она сказала, что не складываются отношения с отцом ребенка. У нее депрессия от того, что так трудно воспитывать ребенка одной. У нее все время не хватает денег и она все время не высыпается. Манкс сроду не любила вставать до полудня, а теперь вот ей приходится вставать на рассвете и пытаться позаниматься, пока Малахия не проснулся и не потребовал есть.
Ее светская жизнь ужасно сузилась. Большинство из ее друзей не могут каждый раз ждать, пока она найдет няньку. Они не хотят сходить куда–нибудь на следующей неделе — они хотят сходить куда–нибудь прямо сейчас.
— В гости теперь они ко мне ходят редко. Я знаю, из–за чего. Из–за того, что я такая скучная–прескучная личность. Они сходили куда–то в кино или кого–то подцепили в ночном клубе и поебались или слудили веб–сайт для своей конторы, а я только и делаю, что покупаю подгузники. Разве не нудятина? Если бы я была своей подругой, я и бы и сама к себе в гости не ходила. Я слишком нудная.
Меня это все удивило. Я–то думал, после рождения ребенка в крови матери образуются какие–то гормоны счастья, которых ей хватает на год–два даже при трудных обстоятельствах. Манкс говорит, что если эти гормоны у нее и были, они быстро выветрились.
— Да и слабенькие это гормоны, не сравнить с тем, как действуют вещества, изменяющие сознание, на которые я привыкла полагаться раньше. Которые мне, конечно, сейчас нельзя принимать, потому что я кормлю грудью. Я сейчас даже аспирин не принимаю, и это досадно, потому что от недосыпа у меня голова раскалывается к ебеням.
Я не хочу, чтобы сложилось впечатление, что Манкс не любит ребенка. Любит. Она просто ненавидит свою жизнь.
Манкс говорит, что особенно ей не нравится стареть.
— Жизнь моя кончилась. Я больше не увижу ни одной группы и не потанцую в клубе. И больше не смогу съездить ни в Таиланд, ни в Индию, ни в Австралию.
Еще Манкс страдает от очень распространенной проблемы — она казнит себя за свою депрессию. Чувствует себя виноватой.
— То, что я не смогу больше путешествовать или слушать группы, не должно меня вводить в депрессию. Наверно, я очень поверхностная личность.
Я пытаюсь уверить Манкс, что она не поверхностная. Манкс не уверяется.
— Я разжирела и опустилась. Я выгляжу ужасно. Даже если бы я и могла куда–то пойти, то не пошла бы. Что за смысл идти, когда так выглядишь?
Я беспокоюсь. Я вижу, что Манкс летит под откос и ей нужна помощь. Вскоре после рождения ребенка Манкс записалась на курсы компьютерной анимации в местный университет. Она ходит на них два раза в неделю, она берет задания на дом и делает их на своем компьютере. Я думал, это хорошая мысль, — до сих пор так думаю, но это вызывает у Манкс стресс.
— С чего мне вздумалось учиться компьютерной анимации? Вообще учиться? Глупость.
— Ты хотела, чтобы твоя жизнь развивалась в сильной позитивной манере.
Манкс возражает, что если она такое говорила, значит, в ту пору металась в родильной горячке.
— Я думаю, проблема в том, что ты больше не носишь шляпу Нефертити, — говорю я.
Она смотрит на меня, как на сумасшедшего.
— Шляпу Нефертити? Я ее не ношу уже сто лет. Как я могу ее надеть? Ты что, думаешь, я стану ходить с коляской в шляпе Нефертити? В моем состоянии? При том, как я выгляжу? Меня люди засмеют.
Манкс непреклонна, так что оставим. Я убежден, что ей стало бы намного лучше, если бы она снова надела шляпу Нефертити. Такое наверняка взбадривает.