— Девочка моя, это же куча работы.
— Я уверена в своих способностях, Лазарус, но вы имеете право раскритиковать и отвергнуть любую часть моего проекта. Но рано вести речь о вариантах проекта — сперва вы должны назвать мне определяющий параметр — а именно период гибернации, за который мир снова обретет для вас новизну. Или вы хотите, чтобы я дала вам некоторые советы?
— Ух… придержи лошадей, дорогуша. Предположим, ты поместила меня в жидкий гелий, под защиту от ионизирующих излучений, в невесомость…
— Нет проблем, Лазарус.
— Так я и предполагал, дорогуша, я не пытаюсь недооценивать тебя. Но предположим, какой-нибудь твой безотказный переключатель выходит из строя и, вместо того чтобы проснуться, я продолжаю спать — века, тысячелетия и так без конца. Не мертв и не жив.
— Я могу спроектировать конструкцию, лишенную любых недостатков. Это несложно. Если принять ваши слова за согласие, разрешите заметить, что в любом случае вам хуже не будет, чем если вы прибегнете к помощи той самой кнопки. Согласившись на такой вариант, вы ничего не потеряете.
— Ну, это очевидно! Если все-таки не врут об обещанном нам бессмертии — я имею в виду посмертное существование, не знаю, есть оно или нет, — но если оно есть, значит, когда все будут восставать из гробов, меня не окажется на месте. Я буду спать — все еще живой — где-то в космосе. И опоздаю на последнюю лодку.
— Дедушка, — проговорил я, теряя терпение, — перестаньте выкручиваться. Если вам не нравится, достаточно сказать «нет». Но Минерва безусловно предложила вам способ достичь чего-нибудь нового. Если ваш аргумент действительно обоснован — а я в этом сомневаюсь, — значит, вы попадете поистине в уникальное положение: вы окажетесь единственным из людей, который в тот самый гипотетический и маловероятный Судный день окажется в стороне от этого сборища. Не хотелось бы напоминать, но уж очень вы скользкий тип.
Лазарус проигнорировал мой выпад.
— Почему это он «маловероятный»?
— Потому. Не будем спорить об этом.
— Потому что ты не способен этого доказать, — возразил он. — Свидетельств ни за, ни против не существует, поэтому о вероятности любого исхода можно не говорить. Я же сказал только, что, если случится нечто подобное, — лучше, чтобы все было кошерным — и поведение тоже. Минерва, ставь вопросительный знак. Идея действительно обладает достоинствами, и я не сомневаюсь, что ее можно осуществить. Это как испытывать парашют: если прыгнул, передумывать поздно. Итак, обратимся к другим перспективам, прежде чем остановиться на этой — даже если на перечисление их потребуются годы.
— Продолжаем, Лазарус.
— Спасибо, Минерва.
Лазарус задумчиво поковырял в зубах ногтем большого пальца. Мы ели, но я не упоминал о перерывах для отдыха и еды и не буду делать этого впредь. Сколько их было и как они проходили, гадайте сами. Подобно речам Шехерезады анекдоты старейшего прерывались неоднократно…
— Лазарус…
— Да, сынок? Замечтался… вспомнились края далекие, да и девушки той давным-давно нет. Извини.
— Вы могли быпомочь Минерве в ее поисках.
— Неужели? Едва ли. Она лучше меня умеет искать иголку в стоге сена. И впечатляет в этой роли.
— Да, но ей нужны данные. А в наших знаниях о вас огромные пробелы. Если бы мы — Минерва то есть — знали все пятьдесят с хвостиком ваших специальностей, можно было бы отменить несколько тысяч возможных гнезд. Например, случалось ли вам быть фермером?
— Несколько раз.
— Да? Теперь она это узнает и не предложит ничего связанного с сельским хозяйством. Хотя наверняка найдется и в сельском хозяйстве что-либо незнакомое вам, но степень новизны, конечно же, не будет отвечать вашим требованиям. Почему бы вам не составить перечень того, чем вы занимались?
— Всего и не припомнишь.
— Ну, этому ничем не поможешь. Но составление перечня может вызвать новые воспоминания.
— Ух… дай подумать. Оказавшись на населенной планете, я прежде всего принимался изучать местные законы. Не затем, чтобы практиковать… Впрочем, какое-то время я был очень даже деятельным адвокатом по уголовным делам — это было на Сан-Андреасе. Нужно же знать, на чем стоишь. Нельзя объявить свой доход или — что то же самое — скрыть его, если не знаешь правил, по которым ведется игра. Закон следует нарушать со знанием дела — это куда безопаснее, чем преступать его по неведению.
И я немедленно получил по заслугам: сделался там верховным судьей — причем вовремя, — едва успев спасти собственную шкуру — и шею.
Так, посмотрим: фермер, адвокат, судья… как я упоминал, приходилось заниматься медициной. Шкипер — на самых разнообразных судах, чаще всего исследовательских или эмигрантских. Однажды случилось возглавлять шайку негодяев, которых к маменьке на чай не пригласишь. Учителем был — только меня выгнали, когда узнали, что я преподаю детям чистую правду — это считается преступлением в любом месте галактики. Участвовал и в работорговле, но как потерпевшая сторона — был рабом.
Я заморгал от удивления.
— Вот уж не могу представить.
— К несчастью, мне ничего представлять не пришлось. Был жрецом…
Я снова вмешался:
— И жрецом? Лазарус, вы же говорили, или намекали, что религиозных убеждений вам нажить не удалось.
— Неужели? Вера — для паствы, Айра, пастору она только мешает. Профессором в меблированных комнатах…
— Извините. Вновь идиома?
— А? Распорядителем в борделе… впрочем, там я еще играл на пианетте и пел. Не смейся, тогда у меня был весьма недурной голос. Это было на Марсе — слыхал про такое местечко?
— Следующая от Солнца планета, рядом со Старым отечеством. Соль четыре.
— Да. Теперь-то мы на подобные планетки не обращаем внимания. Но это было еще до того, как Энди Либби изменил ход вещей. И даже до того, как Китай уничтожил Европу, но уже после того, как Америка бросила космические дела, — я как раз попал в то время под суд. Землю я оставил в 2012-м, после того заседания, и не стал возвращаться, чтобы узнать приговор, — зачем выслушивать про себя уйму неприятных вещей? Если бы заседание пошло иным путем… впрочем, нет — если плод созрел, он падает с ветки, а Штаты к тому времени переспели и даже загнили. Айра, не стоит быть пессимистом; пессимист ошибается реже, чем оптимист, но последнему веселее живется… Но ни тому ни другому не остановить ход событий.
Но мы говорили о Марсе и о том, чем я там занимался. Подай да принеси, кофе и пирожные. Но случались и радости: я исполнял там обязанности вышибалы. Девочки были такие хорошие, и какого-нибудь жлоба, обижавшего их, я вышвыривал просто с удовольствием. Вышвырну так, чтобы подскочил, а потом занесу в черный список, чтобы более носа не казал. А поскольку такое случалось разок-другой каждый вечер, то пошел, значит, слух, что Счастливчик Кайф требует, чтобы к дамочкам относились по-джентльменски… сколькобы ты ни заплатил.
Ходить по девкам, Айра, это как военная служба — чем выше, тем благопристойнее. Девицам постоянно предлагали выкупить контракты и выйти замуж — все они в конце концов так и сделали, — но деньгу зашибали приличную и поэтому не торопились выскакивать за первого встречного. И главным образом потому, что я, взявшись за дело, положил конец твердым ценам, установленным губернатором, и возобновил действие закона спроса и предложения. Ну почему бы ребятам не потратить на такое дело лишний рублишко?
Мне пришлось похлопотать, пока наконец даже прохвост, занимающийся при губернаторе вопросами отдыха и культуры, не сумел понять своей тупой башкой, что нищенская оплата в условиях повышенного спроса — абсурдна. Марс и без того был дырой — зачем же еще портить жизнь тем немногим, кто пытается сделать из него более-менее сносное место? Даже восхитительное, ведь девчонки сами получали удовольствие от работы. Шлюхи, Айра, выполняют те же функции, что и жрецы, — только с большим эффектом.