Но у стихов совсем другие скорости,
Чем у обиды или у беды,
И у него с его судьбой напористой
Шли долгие большие нелады.
И вот, когда отчаяние вызрело
И дальше жить уже не стало сил, —
Он глянул в небо и единым выстрелом,
Все звезды во вселенной погасил.
* * *
Неслышно входит городское лето
В отмеренное для деревьев гетто,
Где пробегает по дорожке пёс
И где деревьев несколько вразброс,
Тревожно размещая светотени,
Стоят, как декорации на сцене.
А чуть поодаль — каменный потоп:
Плывет за небоскребом небоскреб,
И снова небоскреб за небоскрёбом
Вздымается гигантом темнолобым.
А я стою под ветром и листвой,
Я от листвы и ветра сам не свой,
И этот сад почти как остров странен,
Мне кажется, что я — островитянин,
И что когда-то, может быть, в раю,
Я видел эту бедную скамью,
И эту невысокую ограду,
Я помню пса, бегущего по саду,
И предо мной встает со дна морей
Сад затонувшей юности моей.
* * *
Что с деревом делать осенним,
С оранжевым сотрясеньем,
Плеском и колыханьем,
С блеском его чингисханьим,
С этим живым монистом,
С деревом тысячелистым?
С деревом тысячелистым,
Резким, броским и тряским,
Истым импрессионистом
По хлестким мазкам и краскам!
С деревом, что смеётся,
С деревом-знаменосцем!
Глянь на его богатства, —
Некому с ним тягаться!
Осень в него вложила
Золотоносные жилы,
Солнца вкатила столько,
Что светится, как настойка!
С неба закаты взяты
И влиты в него закаты,
Гнется под ветром крупным,
Бьется цыганским бубном, —
Не дерево, а кутила,
Осень озолотила!
Что с деревом делать осенним,
С круженьем его, с крушеньем,
С его золотой падучей?
Листья сгребаем в кучи
И меж домов громоздких
Сжигаем на перекрёстках.
* * *
Алебастром сверкает гостиница,
А вокруг нее пальмы павлинятся
И, качаясь по ветру размашисто,
Синевою небесною мажутся,
И дрожит над своими пожитками
Море, шитое белыми нитками.
А над морем, над пляжем, над пальмами
Ходит солнце — охотник за скальпами,
Озирается, по небу ходючи,
И ножи его блещут охотничьи…
И лежу я под пальмами этими,
Говорю я с тысячелетьями,
С ветром, солнцем, и морем, и сушею,
И что мне говорят они — слушаю.
* * *
Читаю Боккаччо,
Чуточку морщусь;
Поезд, покачивая,
Мчит через рощу.
Окнами глупыми
Пульман закупорен,
Солнце за купами
Катится кубарем,
Солнце ныряет,
В листве догорая…
Мы, дорогая,
У самого рая.
А рай первозданный,
Могучий, дремотный,
С пещерой стеклянной
В гостинице модной…
Там выкрики чаек,
И море, и скалы,
И пальма качает
Свои опахала,
И так мы похожи
На Еву с Адамом,
Ты — с сумкой дорожной,
А я — с чемоданом.
По нашим небыстрым
Торжественным жестам
Поймут: мы — туристы,
В раю мы проездом.
* * *
Как с трамплина влетают в бассейн,
Так и я моей тяжестью всей
Рассекаю до самого дна
Стекловидную светопись дня.
Словно тело в стекло вплетено,
Словно тело в стекле ледяном,
И вослед сквознякам световым
Я теку по каким-то кривым,
Словно я в полусмерть занесён,
В полусвет, в полумрак, в полусон;
Обнадежь меня, время, скажи,
Что я вставлен в твои витражи:
Когда стекла твои зацветут,
Ты поставишь меня на свету,
На юру, на восход, на закат,
В листопад, в снегопад, в звездопад.
* * *
Встал у платформы дымный и шипящий
Вечерний поезд, выходец из чащи.
Но стоит только пристальней вглядеться,
Поймешь, что поезд — выходец из детства.
И может быть, ты обнаружишь сходство
С тем мальчиком, который там смеётся.
А поезд снова просекой еловой
Погнался за луной большеголовой,
Где по бокам большие тени леса
Толкаются и под колеса лезут.
А мальчик за ночным локомотивом
Так и остался лунным негативом.
Остался за стеклянным расстояньем,
За временем, за звуком, за сияньем,
Куда уже не добежать по шпалам.
За временем, за выщербленно-впалым
Пересеченным временем, за теми
Деревьями, уплывшими за темень.
* * *
Я решаю вопрос большой —
Что мне делать с моей душой?
Вот стою я под фонарём,
Говорю ей — вдвоём умрём,
Только жизнь со мной промытарь —
И потухнешь ты, как фонарь.
А выходит, что всё враньё,
Что обманываю её,
Что дела её нехороши,
Что бессмертье есть у души!
И хотя она здесь со мной,
Для неё я — двор проходной,
Сквозь который душа пройдёт
От одних до других ворот.
Мне-то что, я пойду на снос,
Вот с душою как быть — вопрос.
Как помочь разорвать ей круг
Этих вечных блаженств и мук.
Что же будет с моей душой?
Вечность — срок чересчур большой!
* * *
На Севере и на Юге,
На Западе и Востоке,
Волны сгибая в дуги,
Плещут моря — широки.