Ну вот и всё. Ведь если вдруг
Ты скажешь, поглядев вокруг,
Что ты не веришь в этот мир,
Мир не уйдет, как дым, в эфир.
* * *
Быть может, в мире всё иначе,
Быть может, мир совсем другой,
И всё вокруг не больше значит,
Чем бред, воображенный мной, –
И только вихри электронов,
Как заведённые, кружат?
И нет ни этих старых кленов,
Ни девушки, входящей в сад…
Но вот, сейчас, я прижимаю
Мою щеку к твоей щеке,
И ты, простая и живая,
Стоишь со мной, рука в руке.
Все достоверно, все понятно:
Желтеют клены, воздух тих,
А небо – синее, как пятна
Чернил на пальчиках твоих.
* * *
Нам кажется, все ясно, очень просто:
На уличной скамейке рядом с нами
Худой старик, замученный работой,
Сидит, согнув сутуло позвоночник,
Глядит на заскорузлые ладони.
Не позвоночник, а тростник прибрежный
Сгибается; не линии ладоней,
А ветки почернелые деревьев
(На фоне желтоватого заката)
Потрескались под градом и под ветром.
Не сердце бьется, а морские волны,
Не кашель, а раскаты громовые,
И не озноб, а Млечный Путь проходит
Насквозь пронизывающей струею.
А может быть, он спит в своей постели,
С женой бранится иль гниет в могиле.
* * *
Трепещут судорожные зарницы,
И парус падает косым углом,
И свет и тень, взлетев, упав, как птицы,
Подрагивают сломанным крылом.
Протрепетал дымок – и вот струею
Кровавой льется тень от фонарей.
А по реке проходит дрожь порою,
И бьется парус (но слабей, слабей).
Как будто чьи-то длинные ресницы
Ещё подергиваются, – пока
Вослед дымку косая тень ложится,
Густая тень сочится вдоль виска.
* * *
Солнечная зыбь на реке,
Солнечная рябь на листве.
Тени от ветвей на песке,
Стая голубей в синеве.
Рыба сторожит червяка,
Пестрая сияет река.
Тень от моего поплавка
Синью отливает слегка.
Может быть, когда я умру,
Может быть, тогда я пойму
Легкую, простую игру –
Солнце, полусвет, полутьму…
* * *
Ночами едет сквозь зыбкий сон
За тенью клячи – тень телеги,
И тени ворон со всех сторон
В лучах луны, в налетевшем снеге.
Как будто душу мою везут
Из царства теней – в царство теней.
Змеиную тень бросает кнут,
Возница сам – не бросает тени…
Быть может, это и наяву
Меня везут, и страшно ехать,
И я напрасно тебя зову,
И голос твой – неживое эхо.
* * *
Он тоже один исходил
Глухие, туманные дали
Но если он их разбудил…
Но если они отвечали…
Но если, меж тихих полей,
В тревоге, в тоске промедленья,
Быть может, услышал Орфей
Ответ, и призыв, и томленье…
И длятся ночные мечты:
Как будто скала раскололась,
Как будто услышал и ты
Дрожащий, надтреснутый голос,
Надрывный, прерывистый звук,
Призывные, слабые крики…
Светает. Как тихо вокруг.
Не жди, не зови Эвридики.
* * *
Бывает, поддашься болезни,
Так долго в больнице лежишь
И просишь здоровья и жизни,
И вот, на рассвете, сквозь тишь –
Как будто бы голос далёкий
(Не знаю, не спрашивай – чей)
Такой отзывается мукой –
Страшнее больничных ночей…
И скорбью, и болью о мире
(Ты смотришь, платок теребя)
Иное, нездешнее горе,
Как счастьем, пронзает тебя…
О чём ты? – Лицо исказилось,
И жилка дрожит на губе.
Напрасно тебе показалось,
Что кто-то ответил тебе.
* * *
Вот, опять вдали кряхтенье
Жабы. Жабе не до сна.
Верно, в прежнем воплощенье
Соловьем была она.
Вот, кряхтит в ночном просторе.
Непонятна речь ее.
Иль выплакивает горе,
Горе личное свое?
Иль про горе мировое
Наше общее твердит?
Иль о счастье быть живою
Как умеет говорит?
Иль, быть может, словно лебедь,
Плачет, покидая свет?
Или бредит (как не бредить?)
Тем, чего на свете нет?
* * *
Какой глубокий, неземной покой:
Улыбка не мелькнет, слеза не брызнет.
Задумчиво-взыскательной душой
Она такой хотела быть при жизни.
И я смотрю, какая чистота
В ее спокойном, строгом совершенстве,
И кажется, что смерть совсем проста.
А лоб под венчиком так детски женствен,
Так странно жив. Не тяжело смотреть,
И пальцы тонкие не страшно трогать.
Ее черты одушевила смерть,
Нездешняя, задумчивая строгость.
* * *
Стоим, молчим. Неясное мерцанье
Жемчужной ризы. Плащаница, грусть.
Быть может, нет ни райского сиянья,
Ни ада, ни чистилища (и пусть…).
Такой неясный Лик, неяркий венчик –
Но я живу совсем другой мечтой:
Сулит другое светло-серый жемчуг,
Мерцая серебристой чистотой.
Там будет утро, и роса, и слизни
На влажных листьях, серебристый дождь,
Туманный свет – нежней, чем в этой жизни
Мерцающих, полупрозрачных рощ…
* * *
Этот мир, тускловатый и тленный,
Этот город и эта зима –
Только тени на стеклах вселенной,
Светотень в мировом синема.
Это – светом прикинулась тьма.
Но неважно. Важней, что порою
Мы, глаза прикрывая рукою
И впадая почти в забытье,
Вспоминаем и видим другое,
Необманчивое бытие.
* * *
Снова тот же ветер веет.
Да, опять начало мая.
Только – сердце вдруг мертвеет,
Что-то смутно понимая.