Поглядим, если завтра война,
Как сегодня погода прозрачно ясна,
Поглядим – в этом мире беды и тоски –
На сияющие пустяки.
* * *
О мировом безобразии
Лучше совсем умолчим.
Скажем про нежную празелень
Ночи, сходящей на Рим,
Про голубое мерцание
Осеребренных олив
(Ночь, тишина мироздания,
Будто далекий прилив).
Ночь, голубая пришелица,
Скажем и мы про нее
(Полное лунного шелеста,
Дремлет легко бытие).
И, не боясь повторения
И не ища новизны,
Скажем про синее пение
Вновь наступившей весны.
* * *
Он мерзнет в воротах парка,
Просит на рюмку
И греет облачком пара
Худую руку.
От снега намокли ветки.
Ветер – сильнее:
Краснее мокрые веки,
А рот синее.
О нет – без надрыва, просто:
Слезы – от ветра…
Никто не слышит вопроса,
И нет ответа.
* * *
Ты опять возмущался?
Ты опять восхищался?
Погляди холоднее
На людей и аллеи.
На торговца-уродца,
На цвета винограда,
На канаву, где льется
Солнце, грязь и прохлада.
Понемногу истрачен
День приятно ненужный,
И как будто прозрачен
Вечер тускло-жемчужный.
Это вспомнится позже?
Запад чуть серебрится.
… С этим отблеском тоже
Мне придется проститься.
* * *
Да, траурная колесница
Иль в этом роде. Вот, опять
Кольнуло в сердце. Помолиться,
Приободриться, помечтать
О том, что там (ты веришь?) будет
Эдем, блаженство, торжество…
Скажи, там ничего не будет?
Совсем не будет ничего?
* * *
Ни работы,
Ни заботы –
Ни тоски, ни суеты:
Только лилии долины,
Только горные вершины,
Только птицы и цветы.
Хорошо бы стать закатом,
Летним небом розоватым –
Вот о чем мои мечты:
Знаю, каждый бы охотно
Жил прозрачно-беззаботно,
Жил сияюще-легко,
Так заоблачно-свободно,
Так небесно-широко.
* * *
Палочка мерно взлетает:
Музыка, стройно звени!
Нотные знаки не знают,
Что означают они.
В линиях нотной страницы
Ты, и другие, и я.
Только – недолго продлится
Нежная нота твоя.
В срок прозвучала в концерте –
И обрывается нить.
Замысла жизни и смерти
Нам не дано изменить.
… Или бессмысленно в мире
Всё – и впустую трезвон?..
Так в опустелой квартире
Ночью звонит телефон.
* * *
Голод в Индии, голод в Китае,
То, что в нашей России.
Я спокойно газету читаю,
Я смеюсь без усилий.
Чем-то страшным, тюремно-больничным
Пахнет, друг, мирозданье.
Что же делать, раз так безразличны
Богу наши страданья.
… Или небо вечернее, цвета
Бирюзы, сквозь березы –
Это все же обрывок ответа
На молитвы и слезы?
* * *
Терновник веткой суховатою
Под знойным ветром чуть качает.
Мне тень колюче-узловатая
Другую тень напоминает.
Мне чудятся снега в сиянии
Полярной ночи, в лунном свете.
Как будто слышно дребезжание
Колючей проволоки… Ветер…
Ночь навсегда, ночь не кончается,
И тень от проволоки длинной
Колючей веткою качается
Под ветром на земле пустынной.
* * *
О Воркуте, о Венгрии (— о чем?)
О Дахау и Хирошиме…
Да, надо бы – как огненным мечом,
Стихами грозными, большими.
Ты думаешь о рифмах – пустяках,
Ты душу изливаешь – вкратце,
Но на двадцатый век тебе в стихах
Не удаётся отозваться.
И если отзовешься – лишний труд:
He будет отзвука на отзвук.
Стихи, стихи – их даже не прочтут.
Так пар уходит в зимний воздух.
И все-таки – хотя десятком строк,
Словами нужными, живыми…
Ты помнишь, есть у Пушкина «Пророк»:
О шестикрылом серафиме.
* * *
Был веселый, живой соловей,
А теперь – заводного мертвей.
Впрочем, нет, чуть живей: от червей.
Он лежит и гниёт, как навоз,
Под кустом отцветающих роз,
И роса на кусте – вроде слез.
Слезы скоро просушит мороз.
В том, что вечного нет ничего,
Тоже нового нет ничего.
* * *
Каждый сгниёт (и гниеньем очистится)…
Тем и закончится злая бессмыслица –
Хлопоты, горести, почести, прибыли,
Крик перед смертью, что денежки стибрили.
Вот вам гармония, вот Провидение:
«Смерть несомненна» (чего несомненнее).
Странно, что все же могу утешаться я,
Глядя, как вновь зацветает акация,
Глядя, как бабочка треплется, мечется –
Тоже, пожалуй, сестра человечества.
* * *
Так отвратительно-неотвратимо.
Иссохнет, исхудает, истончится
Твое лицо (и кто придет проститься?) –
И маленькою, бедною струёю
Растает в небе дым неудержимый,
Далекий дым, который был тобою.
Пускай дорога пролегает небом,
Как зимним садом или полем вьюжным,
И мертвый сон кружится легким снегом.
Пускай бы там тебе порой казалось,
Что память о стихах твоих – осталась,
Что ты кому-то стал своим и нужным,
Что ты кому-то стал вином и хлебом.
Пускай живет игра воображенья –
Сквозь темноту, сквозь вечное забвенье.
* * *