На камне две ящерицы промелькнули,
Какой-то убитый лежал, будто спящий.
Военное время, горячее поле,
Россия… Я все позабыл – так спокойней,
Здесь сад – и глубокое озеро подле.
Но если случайно, сквозь тень и прохладу,
Два желудя мальчик несет на ладони,
Опять – южнорусский июль на исходе,
И, будто по озеру или по саду,
Тревожная зыбь по забвенью проходит.
* * *
Вновь перисто небо – да, белоснежность –
Как облачное крыло.
«В том царстве царствовала Беспечность,
И было всегда светло».
Да, если бы – вечным, светлым пеньем
(Пошли нам легкий удел!), –
Но остров Цитера засыпан пеплом,
Воздушный замок сгорел.
Воздушный замок прахом развеян
(Летает сера, зола),
И все слабее среди развалин
Свет облачного крыла.
* * *
Хмуро и виновато
Туча глядит на слякоть
(Солнце ушло куда-то,
Чтоб не мешать ей плакать).
Плачет, глядясь в болото,
Смесью дождя и снега.
Все-таки, значит, кто-то
Смотрит на землю с неба:
Все-таки, значит, кто-то
(Хмуро и виновато) –
Будто людей жалея,
Будто помочь желая…
* * *
Угрюмая тень
Становится отблеском света.
Меж тенью и отблеском
Сходство почувствовал ты?
В тяжелых дровах
Таилось легчайшее пламя.
Быть может, и правда,
Что в теле таится душа.
Быть может, и жизнь
Прозрачным бессмертием станет,
И уголь – алмазом,
И сгусток смолы – янтарем.
… И тени людей,
Как тени предметов, мечтают
Стать отблеском светлым –
Сияющей тенью огня.
* * *
Смутный сумрак спальни жаркой.
Каркнул ворон в темном парке.
Сердце в тишине стучит,
Словно прялка старой парки.
Парка быстро нить сучит.
Знаю, пряжа на исходе.
Скучно при такой погоде
Слушать торопливый стук.
Дождь идет, темно вокруг.
И грызут проворно мыши
Жизнь, дарованную свыше,
И недолго ждать
Дня, когда не станет скуки
И навек затихнут звуки,
Что мешали спать.
* * *
И наше в ручье отражение,
И пальцы в цветочной пыльце,
Почти золотистые тени
На грустно-счастливом лице…
Осенне прозрачно… Как часто я
Вдруг чувствовал (с болью – и пусть),
Что самое светлое счастье
Похоже на светлую грусть.
Да, это, пожалуй, предчувствие
Бессмертия – счастья вполне,
Нездешней, несбыточной грусти,
В которую верится мне.
* * *
Знакомое зло, привычное зло
(А все-таки нет войны).
Осеннее призрачное тепло
Милее тепла весны.
Предзимнее солнце, приморский шум
(А Ницца тиха, светла),
И волны шуршат: шурум-бурум,
Все пена, песок, зола.
Догорает, да, но кажется нам,
Закат – начало пути.
Уходит свет, скользя по волнам.
Помедлить или уйти?
* * *
Острый угол подушки –
Как больное крыло.
Ты – как птица в ловушке,
Как на суше весло.
Небо в пене, как море,
Дым, как волны, бурлит.
Крест на лунном соборе –
Словно чайка летит.
Ты уже не в постели,
Ты в широком окне:
Легкость лунная в теле,
Тень крыла на волне.
Ты летишь над аллеей,
Прямо в лунный прибой,
Все смутнее белея
В глубине голубой.
* * *
Тысячу лет тому назад
Тоже был Рим в тускнеющем свете,
Тоже был дождь, закат, листопад.
Все-таки есть новинки на свете:
Дождь пролетел, тускнея тоскливо –
Сколько принес он атомной гари?
Дымный закат – как зарево взрыва
(Взрыва в Сибири? Взрыва в Сахаре?).
Всходит Луна, совсем по старинке.
Там, на Луне, есть Море Покоя.
Там, на Луне, есть тоже новинки.
Скажи, и ты хотел бы покоя?
* * *
Скажи, что случилось с миром?
Как будто рисует дождь
Неясным, нежным пунктиром
На старом – новый чертёж.
Ты скажешь: всё как всегда.
Все те же дома напротив,
И так же течет вода.
– Не всё как всегда. Напротив:
Сквозь буквы торговых фирм,
Сквозь дождь, сквозь дома Парижа,
Сквозь весь непрозрачный мир –
Другой рисунок я вижу.
Другие линии в нем,
И краски тоже другие.
Но проблески неземные
Так трудно видеть в земном.
* * *
В снежный вечер Млечный Путь походит
На дорогу нежную в раю.
Ты забыла все, что происходит
В вышине, во сне, в раю?
Погляди: прозрачна мостовая,
Мы идем, в эфире, в легкий путь.
Светится Луна, не затмевая
Нежный, бледный Млечный Путь.
Вот лунатик в синеве проходит,
Встал на тучу, дремлет на краю.
Он пришелец, но слегка походит
На живущих в том краю.
Под ногами улица ночная,
Снежный свет, полузнакомый путь.
Чуть предчувствуя, чуть вспоминая,
Ты глядишь на Млечный Путь.
* * *
Нa каменном крыльце чужого дома
Бродяга пьяный разложил свой завтрак,
Весь в блеске солнца, – и разбил бутылку,
И разлилось вино, мешаясь с грязью,
По серому асфальту. И тогда
Он быстро опустился на колени,
Припал ничком – и начал пить из лужи,
Слегка блестевшей темноватым блеском,
И солнце нежно золотило лица
Торговок, насмехавшихся над ним.
Да, на коленях, как библейский странник,
Бездомный, пересохшими губами
Целуя грязь земли обетованной,
Как блудный сын, беспутный и прощенный,
Прижав лицо к сандалиям отца…