И вот он сейчас пропадёт за углом,
Как будто он канет в небесный пролом,
Как будто он рухнет куда-то в закат,
И листья сухие за ним полетят.
Казалось бы — рядом годами живём,
А разве я что-нибудь знаю о нём?
О чём он мечтает, вздыхает о чём
За тёмной стеною, увитой плющом?
Зачем он умчался за тот поворот,
Куда он столбы световые несёт?
Куда он поплыл между звёзд и ветвей
В кабине своей, в одиночке своей?
И я для него, верно, тоже не в счёт,
Хотя он при встрече рукой мне махнёт,
А если столкнут обстоятельства нас,
Он скажет незначащих несколько фраз.
И хоть мы живём во вселенной одной,
Но каждый рождён под своею звездой,
И между тобою и мною, сосед,
Мильон световых простирается лет,
Такая же даль между мной и тобой,
Как между моей и твоею звездой!..
* * *
Осталось ждать совсем немножко.
Загрохотавший самолёт
Сейчас на взлётную дорожку
Тяжеловато поползёт.
Мелькнет внизу реки аорта,
И ты по небу поплывёшь,
А голубь над аэропортом
Так архаически хорош!
А облака то мчатся ниже,
То вырастают по бокам,
И Бог, наверное, на лыжах
Идет по этим облакам.
* * *
Мы в самолете из бумажных кружек
Пьём кофе, заедая чем-то сдобным.
Мы в облаках ныряем неуклюжих
По пропастям и выступам сугробным.
Я слышу, как мои соседи слева
Судачат о законах пенсионных.
Ни на копейку не волнует небо
Людей, непоправимо приземлённых.
А я когда-то рвался в эмпиреи,
В загадочность заоблачного мира.
А может быть, они меня мудрее —
Вот эти два солидных пассажира.
Мне, может быть, пора уже смиренно
Приняться за моё земное дело
И позабыть о том, как вдохновенно
За самолётом облако летело.
А раз уж самолёт пришёлся к слову,
То если к самолету присмотреться,
Легко поверить Ильфу и Петрову,
Что это только транспортное средство.
Пора покончить с болтовней мистичной
И позабыть про вечные загадки,
А если думать, то о методичной,
Спокойной, своевременной посадке.
А рядом в блеске золотистых лезвий
Горит закат огромною иконой,
А я сижу такой смиренно-трезвый,
Такой погасший, скучный, умудренный.
* * *
Не говори про ангельский хорал
И про рыданье траурное клавиш.
Могила — нескончаемый провал.
Ты не поправишь, что не так сказал,
И что не так подумал — не поправишь, –
Тут больше ни убавишь, ни прибавишь!
Неважно у могильного колодца —
Покойник преуспел иль сплоховал.
Он без твоих упрёков обойдётся
И обойдётся без твоих похвал.
* * *
Я тоже устал от нелепицы всякой,
Живу, как амфибия, — жизнью двоякой.
Живу в настоящем, дремотно-заросшем
Как будто гигантской омелою — прошлым.
Меня ты увидел к окошку прильнувшим,
Ты видел, как я проплываю минувшим.
А если тебе улыбаться я стану,
То это я в фильме плыву по экрану.
А если в словах моих грусть иль весёлость,
То это на плёнку записанный голос.
Тут даже и тень моя тоже фальшива —
Неверная, лунная тень негатива.
А в нескольких метрах лимонно горящий
Качается в ветре фонарь настоящий.
И я на углу, на ночной остановке
Стою настоящий, нескладный, неловкий.
И я подымусь по ступеньке в автобус
И сяду, живущим сейчас уподобясь.
И в раму оконную вполоборота
Я вставлю себя, как вставляется фото.
Маршрут у автобуса этого странный, —
Повсюду наставила память капканы.
Меня ты увидел к окошку прильнувшим,
Ты видел, как я проплываю в минувшем.
Люди и зданья бросают меня
В тёмную воду вчерашнего дня.
* * *
На меня наплывает опять
Слов мерцающих столпотворенье.
Подмывает меня написать
Сумасшедшее стихотворенье.
Я качаюсь, как будто во сне.
А какое-то дикое слово
Поднялось, как дельфин на волне, —
И пропало, и выплыло снова.
Чемодан… чемодан… чемодан…
И меня пробирает до дрожи.
Для чего и зачем он мне дан —
Чемодан из сверкающей кожи?
Чтоб торжественно сесть в самолёт?
Чтоб явиться в гостиницу важно?
Свет гостиница люстрами льёт
Ослепительно, многоэтажно!
Или бред нескончаемый мой:
Будто я в обстоятельствах странных,
Будто я возвратился домой,
Чтоб забыть обо всех чемоданах.
Иль, быть может, всё это обман.
Просто не было слов настоящих,
И совсем это не чемодан,
А из досок сколоченный ящик.
Облака под луною бочком
Пробегают, как будто их гонят.
Верно, в ящике длинном таком
Ничего не хранят, а хоронят.
Вот и ужас стоит надо мной,
Над моей головой обреченной —
Арзамасский, толстовский, бессонный,
Красный, белый, квадратный, ночной.
* * *
Худощавым подростком
Я остался стоять у киоска,
И стою до сих пор очарованный
Со стаканом воды газированной.
Человек под каштаном
С друзьями простился вчера.
На рассвете туманном
Уводили его со двора.
Уходил он с кошёлкой,
Набитой нехитрым добром.
За ворота ушёл как,
Так и сгинул в тумане сыром.
В шелестеньи ветвей зашифровано,
Сколько за ночь друзей арестовано.