Из джунглей на просеку снова выехал русский танк. Большая приземистая машина с цифрой «сто» на башне замерла на миг. Длинное жерло орудия, будто хобот исполинского чудовища, поворачивалось из стороны в сторону, вынюхивая врага. В этот момент по «тридцатьчетверке» точно вдарили из гранатомета. Ракета, выпущенная из «панцершрека», попала в танк.
Машину сильно тряхнуло. Ракета броню не пробила, но перебитая гусеница, простучав траками по ведущему катку, сползла на землю.
В шлемофонах, подключенных к внутренней связи, раздался голос Суворина:
— Подбили, су-уки! Похоже, правую гусеницу сорвало! Что делать, командир?
— Разберемся, — процедил Степаныч. Он вертел перископом командирской башенки, стараясь засечь огневую позицию противотанкистов. Обездвиженный танк — легкая добыча.
Непоседа Чаликов в этот момент открыл люк и ужом вылез из башни. Надо разобраться, что произошло. Оценить повреждения и доложить. Раздался страшный грохот, будто по «тридцатьчетверке» жахнули паровым молотом. Виктора ударило и, словно пушинку, смело с брони.
— Есть! — Степаныч засек яркую вспышку между двух исполинских деревьев. Враг обнаружен. — Осколочным заряжай!
Танк еще раз ощутимо тряхнуло. Попали! Руки на поворотном механизме безостановочно двигались. Капитан приник к прицелу, навел орудие и нажал спуск. Выстрел! Александр увидел, как между деревьями расцвел исполинский цветок разрыва. Для верности «сотка» плюнула еще несколькими осколочными. Последний разрыв был особенно мощным по сравнению с предыдущими. Похоже, сдетонировал вражеский боекомплект.
На месте позиции братьев-гранатометчиков ничего не осталось. Там, где еще недавно затаился расчет «панцершрека», курилась легким дымком воронка. С громким шумом подломилось и рухнуло огромное дерево. Его ствол расщепило одним из снарядов. Лесной великан ненадолго пережил немцев. Густая листва укрыла воронку зеленым саваном.
…Когда Чаликов вылез из люка, его резко толкнуло в бок и дернуло за руку. Неведомая сила сбросила Витьку с брони. Боль ослепительной молнией проскочила от затылка до пяток. Он упал на землю, вскочил, пробежал несколько метров, потом ноги подломились, а в нос шибанул запах крови. Танкист снова упал. Падая, он успел увидеть рукав комбинезона и на его черном фоне — белые кости руки.
Он не застонал и не вскрикнул.
Земля властно притягивала его к себе. Чаликов чувствовал ее затылком и спиной. Было такое ощущение, будто левый бок растворяется в ней. Он попытался приподняться на локтях, но земля не отпускала, она вцепилась мертвой хваткой в человека.
— Живой? — услышал он голос Ковалева.
— Живее всех живых, — это ответил за него Марис.
Чаликов все прекрасно слышал, он находился в полном сознании, когда его перевязывали. Настоящая боль еще не заявила о себе. Нервы, пришибленные эндоморфинами, бешено поступавшими в кровь по команде мозга, еще не оклемались, не обрели полной чувствительности. Организм позаботился о себе, чтобы человек не умер от болевого шока. Наконец, туманная пелена беспамятства мягко обволокла сознание, даря отдых израненному телу.
Постепенно в голове стало проясняться. Чаликов заново увидел мир, услышал его запахи.
Запахи — раньше всего. Сперва едва уловимый прелый аромат листьев, на которых он лежал. Потом запах солярки и пота, которым насквозь пропитан комбинезон танкиста, даже тогда, когда рядом нет его стального друга.
Потом эти запахи смыло, и аромат вечнозеленых джунглей, бодрящий и пряный, захлестнул его, как волной. От всего этого буйства закружилась голова.
Он широко открыл глаза и увидел над собой, чуть ли не перед самым лицом, проглядывающие в просвет среди верхушек деревьев бело-серые пушистые облака. Почему-то синее небо отделилось от них и висит где-то в недосягаемой дали. Почему облака так низко? Раньше он ничего такого не замечал… Словно все разом раскрылось, ожило, враз расцвело.
Все вокруг белым-бело. Белым-бело…
Глаза закрывались. Веки, словно стальные бронезаслонки на амбразурах, с трудом повиновались его воле. В его сознании все сразу стало на свои места. Он понял, что произошло нечто непоправимое, плохое… Конец. Отвоевался. Никаких желаний. Никакой мечты о будущей победе не осталось… Куда его несут? Не все ли равно куда. Не в том главное.
А в чем?
Лежал, думал и искал, в чем суть того, что случилось, и что главное в прожитом. Искал и не мог найти ответа, но в конце концов его осенило. Главное в том, что он сделал. А сделал он все, что мог. Совесть чиста. Может, сделал не так хорошо, как хотелось и как старался, только сейчас уже не переиграть… Он не просил у судьбы поблажек и снисхождения. Не перекладывал на других то, что выпадало на его долю. Не уклонялся ни от чего.