— Мыс Горн считается одним из самых опасных мест на земле, — расхвастался Шкипер. Он умудрялся раскачиваться на табурете, одновременно размахивая шпаголомом, и при этом рассказывать. — Там дуют самые сильные морские ветра.
И свирепствуют самые страшные штормы. Это проклятое место — одно из самых опасных на свете. Там на дне покоятся обломки сотен судов и останки тысяч моряков, сгинувших в негостеприимных водах. Мыс Горн — самое большое подводное кладбище затонувших кораблей.
Шкипер лихо раскачивался, балансируя на задних ножках табурета. Он находился в прекрасном расположении духа, повествуя об опасностях, подстерегавших их во время морского путешествия. Амплитуда раскачивания угрожающе увеличивалась.
— Первый раз, когда мы огибали это место, ветер изорвал паруса в клочья. В следующий раз нам не повезло, весь такелаж потеряли, — разошелся моряк. — В «глаз» урагана угораздило попасть.
— А как плыть без парусов? — озадачился Витька.
— Да никак! — погрустнел моряк. — Мы еще кое-как пережили винтовую качку. Пытались поставить корабль носом к волне, но последнего маневра судно не выдержало. Перевернулось. Вся команда пошла ко дну.
— А ты? — удивился Марис, вытаращив глаза. Даже его проняло.
— А что я? — поник головой Шкипер. — Я тогда плавал, как пушечное ядро. Утонул вместе со всеми.
— Не может быть! — настала очередь удивляться Степанычу. Он хотел еще что-то спросить, уточнить у Шкипера. Скажет тоже, «утонул». Сидит вместе со всеми — ест, как живой, а пьет так вообще за троих! Но его опередил Линд:
— Степаныч, ты же человек! Где твое воображение?
— Осторожнее! — предупредил бдительный Марис. — У нас пол скользкий.
— Плавали — знаем! — отмахнулся от предупреждения Шкипер. Я и не такую качку выдержать могу. У меня идеальное чувство равновесия. Плевать!
Во время очередного качка, отдалившего бравого морехода от стола, он особо яростно взмахнул рукой, в которой держал бутылку с ромом. В тот же миг ножки табурета скользнули под стол, и голова Шкипера с бильярдным треском встретилась с досками пола. Слог последнего слова громко лязгнул с зубами:
— Ать!
Шкипер пожаловался из-под стола плаксивым голосом:
— Иногда мне не хватает соленого бриза в лицо. — Он одним движением поднялся с пола и пощупал затылок.
Шкипер ушел на кухню за новой порцией рыбных блюд.
— Непрост этот морячок. Чует мое сердце, ох непрост, — пробормотал себе под нос Ковалев.
Уоррен его услышал и неожиданно согласился:
— Непрост, но мужик надежный.
«Опять я за старое. Откуда у меня эта привычка думать вслух?» — подумал Александр.
— Вы тут хорошо устроились, — заметил Линд, внимательно оглядывая роскошный стол.
— В смысле? — поинтересовался Витька, приканчивая очередной кусок.
— В смысле перекусить, — пояснил свою мысль Уоррен. — Сам сеньор Грустный Шкипер у вас за кашевара.
— За кока! — поправил его вернувшийся с кухни моряк и многозначительно добавил: — Молодые люди сегодня славно потрудились. Когда у них еще выдастся минутка-другая по-человечески поесть за столом?
— А что вы делали, когда сходили на берег? — решил поддержать разговор Степаныч.
— О-о! Когда мы пришвартовались, то зацеловывали всех портовых девчонок до дыр! — весело осклабился Шкипер, вспоминая радостные минуты.
— Метафора, — веско заметил Суворин.
— Нет, это идиома, — тут же возразил Чаликов.
Утренняя лекция Мариса по филологии не прошла для друзей даром.
— Вовсе нет, — озадачился моряк. — По-моему, их звали иначе. Девчонок с такими именами я не припомню. Хотя кто его знает, столько лет прошло, всех не упомнишь.
За разговорами незаметно стемнело. Из пустых бутылок соорудили некое подобие подсвечников. В горлышки воткнули по свечке, которые давали ровный и достаточно яркий свет. Немигающее пламя освещало веселую компанию за столом. А по углам, наоборот, заплясали изломанные тени.
Шкипер наклонился к уху Ивана и доверительно сообщил:
— Линд — славный парень. Ты не смотри, что он молодой. Внешность бывает обманчива. Понял?
— Ага! — подтвердил Суворин, но так ничего и не понял.
— Лучше умереть, стоя на палубе, чем жить на дне, — шепотом поделился свежей мыслью Шкипер. Новый друг вызывал у него полное доверие и желание высказать сокровенное. — Там тихо. Очень тихо. Так приятно слышать, как еле-еле шелестят водоросли, когда трутся стеблями друг о друга.
Иван с сочувствием смотрел на соседа по столу. Похоже, у того начался пьяный бред. Танкисты пока держались. Мальвазия давно закончилась, и все перешли на ром, который обжигал горло не хуже спирта и теплым мячиком скатывался в желудок. Крепчайший ром, вышибавший слезу после изысканного вина, — вот это по-нашему.