Сентября 16, 1915 г. Стало спокойнее. Завершили испытания новых машин. Запечатлелся на карточке с двумя самыми дорогими моему сердцу людьми. Елена Александровна чудо как хороша. Если бы Степан Александрович не был без ума от своей супруги, наверное, ревновал бы. Хотя, нет, нет, это низко и недостойно даже в шутку. Намедни Е.А. сообщила мне нечто, во что до сих пор не смею поверить. Вчера после утренних полетов Степан заметил, что я стал излишне азартен и смел на виражах. Ах, если бы он только мог знать! С нами на снимке есть еще некто незримый… Боже, за что мне такое счастие!
Апреля 24, 1916 г. Крестили нашего с Е.А. первенца. Нарекли Степаном. Капитан Ковалев доволен и сияет именинником. Отец Серафим любовался младенцем и матерью. Сияние, молвил, сплошное сияние и благодать. А мне петь хочется, еле держусь. Чувствую себя мальчишкой, честное слово!
Апреля 28, 1916 г. Погиб Степан Александрович Ковалев, офицер, полный кавалер. Кавалерийский отряд Затарова отбил останки самолета и изуродованное тело пилота у самой передовой. Наблюдатели показали, что Степан Александрович расстрелял двоих нападавших на встречном курсе, но был подожжен третьим, словно свалившимся с неба. Хлопочем отправить тело родным, в станицу Степная. Не знаю, как сказать Е.А.! Степан каждый день писал своему маленькому Сашеньке по письму в тетрадь. Тетрадь всегда была с ним, на земле и в небе, но ее не нашли. Да что это я, как барышня, глаза на мокром месте… Только бы Е.А. не увидела. Черт бы побрал эту войну! Черт! Черт! Черт! Господи, сохрани нас и помилуй!
* * *В комнате сгустился грозовой мрак. По высокой крыше и подоконникам зашлепали увесистые капли дождя, и через несколько мгновений ливень уже стоял мерцающей стеной. Из распахнутого окна потянуло свежим воздухом, промытым и охлажденным. Сильно и отчетливо запахло осенними цветами и мокрой листвой тополей.
Молчания не нарушал никто. Елена Андреевна с трудом встала и подошла к Ковалеву. Мягким движением она набросила гимнастерку поверх голых плеч Александра, связав рукава на широкой груди капитана. Обычно шумный и нетерпеливый, Ваня Суворин неподвижно сидел на деревянном диванчике в углу. Марис Эмсис, устроившийся рядом с другом, был далеко-далеко, судя по прищуру мечтательных мальчишеских глаз. На скрип половиц у двери первым среагировал Витя Чаликов: стремительной пружиной он отскочил от окна, лязгнул затвором и закрыл собой Елену Андреевну.
— Ну, ну, мальчики, успокойтесь. Это свои, Волк, свои! Иди сюда, мой хороший!
На пороге стоял красавец волк. Крупный, серый, желтоглазый, с вздыбленной шерстью на загривке, он был готов начать бой и немедленно одержать победу. Слова тоненькой хозяйки подействовали на животное умиротворяющее; хищник сразу успокоился и деловито затрусил к Елене Андреевне, обогнув Витю Чаликова по короткой дуге. Волк упал на брюхо, привалившись теплым шерстяным боком к ногам женщины, высунул язык и начал спокойно разглядывать присутствующих, дыша часто и шумно, по-собачьи.
— Волк, а где ты оставил Андрея Аристарховича?
* * *Андрей Аристархович оказался невысоким седовласым стариком с аккуратно подстриженной бородой. Его не новая, но добротная и ладно подогнанная одежда более всего подошла бы егерю. Сходство довершала двустволка за спиной и охотничий подсумок. Аккуратно сложив на пол двух уток и гуся, старик медленно прошел в центр комнаты и остановился, дружелюбно оглядывая честную компанию.
— Вы не пугайтесь, мы с Волком с черного подъезда, так сказать, по-свойски, запросто, — заявил старик мягким басом. — Тут на двадцать верст ни души, до самых лагерей. Деревня давно пуста, а в усадьбе только мы проживаем. Давайте знакомиться. Вельский Андрей Аристархович, профессор. Учил когда-то вот эту прелестную барышню премудростям хирургии. Теперь вот самому впору уроки у нее брать.
Ковалев представился сам и назвал каждого из экипажа.
— Давайте мы Леночку отправим отдыхать, а то я смотрю, она сегодня ходила много, а, госпожа Бусилова? — профессор смотрел на Елену Андреевну с нескрываемой тревогой. — Ну-ка, ну-ка, поднимаемся, Леночка…
Андрей Аристархович помог женщине подняться со стула, и всем стало понятно, что без посторонней помощи она бы встать не смогла. Профессор легко одхватил ее на руки и бережно понес в соседнюю омнату, бормоча себе под нос: «Что же ты, голубушка, опять без корсета? Как можно, ведь строго-настро запрещено, сама медик!»