Мучения Мариса на некоторое время прекратились: он завидел Ковалева, Чаликова и Суворина, спускавшихся от Храма Света в компании вождя и верховного жреца. Когда процессия подошла к танку, толпа молодых даялов расступилась. Все почтительно поднялись на ноги и склонили головы перед старейшинами и гостями, затем, повинуясь знаку вождя, племя бесшумно разошлось.
Чаликов быстро прошел мимо Мариса и нырнул в палатку. Он был в бешенстве и вряд ли мог это скрыть. Вождь сочувственно глядел вслед бледнолицему, а верховный жрец бесстрастно что-то объяснял капитану Ковалеву. Суворин отчего-то выглядел виновато, хотя и старался держаться как ни в чем не бывало. Марис с любопытством ждал объяснений. Когда вождь и жрец откланялись, оставив экипаж отдыхать, Ковалев попросил всех зайти в палатку и на всякий случай выключить коммуникаторы.
По чертикам в глазах Ковалева Марис понял, что предстоит интересный разговор. Чаликов, очевидно, его предчувствий не разделял. Стрелок-радист сидел, надувшись, в дальнем углу палатки. Ковалев налил в глиняную чашку прохладного травяного чая и долго пил, смакуя.
— Похоже на зверобой и чабрец, а вот что еще — ума не приложу. Что-то знакомое, — Ковалев налил себе еще. — Витя, будешь чай? Холодненький! Давайте, налетайте, ребята! В такую жару лучше нет.
Виктор хмуро выполз из дальнего угла палатки, подсел к Ковалеву и начал пить чай мелкими частыми глотками, хмуро глядя в земляной пол.
— Чтобы прояснить ситуацию, изложу все по порядку, — начал Александр Степанович Ковалев голосом политрука на политинформации…
Верховный жрец ходил внутри храма, пронизанного солнечными лучами. Лучи попадали в храм через тысячи отверстий разной формы, зажигая на стенах и полу сложные огненные узоры. Таинственные столбики и резные фигурки, расставленные по полу в причудливом порядке, отбрасывали четкие тени, от сочетания которых с пятнами света на рельефных стенах рябило в глазах. Вождь и танкисты остались в затемненной нише, куда не падал ни один луч света, и наблюдали за священнодействиями жреца.
Тот ловко ходил по узорчатому полу и ждал. Так продолжалось достаточно долго, примерно с полчаса. Когда танкисты с вождем уже почти дремали, утомленные переливами света и тени, жрец издал торжествующий крик. В центре пола вспыхнуло кольцо, выложенное из крупных кристаллов, а на северной затененной стене храма возник поясной портрет госпожи Принципал.
— Селена! — ахнул Витя Чаликов.
Ковалев и Иван уставились на портрет. Госпожа Принципал была изображена абсолютно нагой, с тонкой диадемой в распущенных волнистых волосах. Указательные пальцы обеих рук госпожи находились чуть выше ключиц, указывая вверх и несколько в стороны.
— Селена? — переспросил простодушный Иван, но у Виктора уже что-то замкнуло, как потом ворчал Суворин. — Да, хороша у нас госпожа, кожа светится, прямо зайчики пускает, ослепнуть можно.
Витька метнулся к Ивану и схватил воротник:
— Что ты сказал?! Что ты сказал про ее грудь?
— Да ничего я не говорил! — кряжистый Иван с натугой оторвал от себя тонкого в кости Виктора, но совладать с ним не мог. Ковалев был так удивлен, что не сразу пришел на помощь Ивану. Можно было поручиться, что Чаликов ничего и никого не видел — только портрет, освещенный жарким солнцем. Он боролся, как тигр, и Ковалев порадовался, что они не взяли с собой в храм оружия, оставив все, включая любимый Витькин кинжал, в танке.
Вождь невозмутимо наблюдал за борьбой белокожих богов. Когда они прекратили возню и сели на каменную скамью, тяжело дыша и отдуваясь, а Виктор начал осмысленно смотреть по сторонам, портрет уже исчез. Верховный жрец Аулот вошел в каменную нишу.
— Богиня Луны указала нам срок: через три заката солнца мы должны исполнить все, что велят нам боги, спустившиеся с небес, особенно великий и могучий Александр, — жрец Аулот почтительно поклонился сидящим на скамейке. — И еще: богиня Селена просила передать привет своим братьям.