Неринг открыл дверь. В доме было темно. Родители давно спали, спал и маленький Зигфрид.
— А не сварить ли нам кофе? — спросил Неринг, принимая пальто Эльзы.
— Как скажете, господин полковник!
Эльза отправилась на кухню кипятить воду, а Виктор прошел в столовую. Стараясь не шуметь, он извлек из буфета кофейные чашки, бутылку коньяка и две коньячные рюмки.
* * *Через две недели Неринг пригласил Вальтера в гости, и Вальтер принял приглашение без колебаний. В тот день пришлось работать допоздна. Накопился солидный статистический материал, и сотрудники архива сбивались с ног, стремясь поспеть за полковником и его неутомимым заместителем. Когда готовые отчеты были подшиты, сброшюрованы, опломбированы и готовы к отправке, Неринг отпустил подчиненных. По нерушимому правилу, последним со службы уходил либо начальник, либо его заместитель. Виктор постоял у порога, окинул взглядом кабинет и выключил свет. Архив был опечатан, и власть в помещении полностью перешла в руки охраны. За Нерингом и Краусом закрыли дверь, и офицеры очутились под мелким моросящим дождем. Неринг все равно предпочел бы пойти пешком, но они с Вальтером и так сильно задержались. Ехать было три минуты, не более, и сослуживцы уселись в служебный «Хорьх».
По дороге Вальтер шутил, смеялся, но внутри его терзало недавно объявившееся чувство, от которого грудь и плечи немели, как от давящего груза. Ему было тоскливо и страшно. Ночь после своей великолепной вечеринки он провел без сна. Фрау Болен с тревогой прислушивалась к необычным звукам и движениям в особняке. Хлопали двери кабинета, открывались и закрывались фрамуги, затем молодой хозяин перемещался в гостиную, и оттуда по ночным лестницам летели звуки фортепиано, причем слишком «форте», даже для такого энергичного и молодого офицера. Вальтер никогда не играл с собой в жмурки, быстро доводя анализ любой проблемы до понимания истинной причины.
Пятнадцати минут раздумий в полном одиночестве хватило Краусу с лихвой. Он понял, что одержим златокудрой Эльзой Неринг с того самого дня, когда впервые увидел девушку. Эта одержимость звалась на человеческом языке любовью, страстью, еще несколькими подходящими словесными клише, а в языке древних гархов это понятие отсутствовало. Что-то близкое мелькало в сознании Гефора, какой-то легкий выдох с мягким гортанным рычанием, секундный прилив нежности и тепла. Этот выдох звучит очень редко, когда взрослый дракон смотрит на своего маленького смешного наследника, делающего первые шаги на путающихся лапах. Гефор осознавал, что человеческое чувство было неизмеримо богаче и сложнее, но самое неприятное заключалось не в этом. Дракон понимал, что он засыпает в человеческом существе, медленно и неотвратимо тонет и растворяется в глубинах новых чувств, и эти чувства все больше и больше превращают захваченное тело в полноценного человека. И еще тревожила слабеющего Гефора книга, которую последнее время не выпускал из рук и цитировал Наставник. Стихи немецких поэтов о любви. Черный томик с золотым обрезом. Неужели и Наставник…
Вальтер очень не хотел ехать к Нерингу. Обе его натуры восставали против насилия, которое штандартенфюрер совершал над собой, но предлога для отказа не было. Порог уютного фамильного гнезда своего начальника молодой офицер перешагнул со своей обычной плакатной улыбкой и лучистым взглядом истинного арийца.
* * *Наставник дышал спокойно и размеренно. Даже тропический воздух при правильном вдохе через нос превращался в прохладное дуновение внутри головы, охлаждая возбужденный мозг. Этой дыхательной техникой диверсант владел в совершенстве, на уровне рефлекса. Он уже давно не мог определить, чьим навыком пользуется в той или иной ситуации: Гхорна, дракона высшей касты, или Эрика Гримма, человека, доктора и разведчика. Какая, собственно, разница? Есть задача, и ее нужно решить. Гхорн жалел, что не успел предупредить Гефора о своем наблюдении: натура человека слишком опасна. Она усыпляет личность дракона, коварно обволакивая и опутывая ее недоступными ранее эмоциями. Дракон будто глядит на блестящий кристалл и не может оторваться, сливаясь то с одной гранью, то с другой… Гефор, мальчик, он самый сильный и одаренный из нас, он поймет. Из кого из нас? Людей? Гархов?
Наставник снова использовал технику «холодного дыхания», и в голове прояснилось. Итак, по порядку. Откуда здесь чертов индеец? С кем он перестукивался своими дощечками? Аборигены выглядят совершенно иначе. Верзила Наконечник все сделал правильно, но это только осложнило задачу: гибель индейца уже обнаружили те, кто слушал его сигналы, и времени на рассуждения практически не осталось. Эрик Гримм посмотрел на хронометр. Десять тридцать восемь. Черный циферблат с антибликовым покрытием был расчерчен паутиной тонких линий. Секундная стрелка нервно дергалась, а на втором циферблате стрелка таймера медленно ползла к красному флажку. Оставалось десять минут.