А вот пулемет у немцев пока молчал – он как раз на лишившемся седоков мотоцикле и был установлен. Пока молчал… Если немцы не идиоты – а в тупости их упрекать как-то глупо, дураки до самой Москвы не дошагали бы – они его сейчас шустренько задействуют, и, как говаривал незабвенный Пончик[6], «прощай, любимая береза».
Закончив наконец перезарядку, Сергей, извиваясь ужом, подполз к краю своего укрытия и осторожно выглянул. Как оказалось, вовремя – один из фрицев уже вовсю крутился возле пулемета. Сергей выстрелил и, как ни странно, почти попал – мотоцикл дернулся и осел на спущенное колесо. Немец шарахнулся…
Позже студент не забыл с чувством похвалить себя за предусмотрительность. Вместо того чтобы устраивать перестрелку, он откатился в сторону – и очень правильно сделал. Угол крыльца словно взорвался, разом превратившись в дуршлаг. Фрицы лупили в то место, где только что находился стрелок, из всего, что у них было, а доски здесь, как оказалось, не держали и автомат. Дырок появилось много и сразу.
Точку в споре поставила граната, вылетевшая из окна. Обычная немецкая «колотушка» – у нее, вообще-то, время горения запала несколько секунд, но, видимо, бросивший сей метательный снаряд его малость придержал. Во всяком случае, рванула она еще в воздухе.
Вслед гранате короткими очередями заработал автомат. Пять секунд – полет нормальный! На земле остались трупы – и, в принципе, все.
– О, а вот и пулемет, – Мартынов толчком распахнул дверь и вышел, небрежно держа автомат. Небрежно-то небрежно, вот только что-то подсказывало Сергею: пустить оружие в ход приданный их группе терминатор способен практически мгновенно. Подойдя к мотоциклам, он хозяйственно осмотрел оружие и как-то очень ностальгически вздохнул: – МГ тридцать четыре. Классика не стареет. Так, орлы, быстро осмотреться вокруг!
Осмотрелись. Долго матерились. Как оказалось, оба часовых напились в хлам и дрыхли. Мартынов бил им морду… Игнатьев бил им морду… Сергей… Ну, у него сегодня был первый труп в жизни. Никаких комплексов не всплыло, блевать, как в тупом романе, не тянуло. Однако нервы адреналин в очередной раз подстегнул, а потому студент был злой и к воспитательному процессу подошел с двойным энтузиазмом. На этом этапе возмутился кто-то из красноармейцев, совсем молодой парень, завопивший, что по-старорежимному… дальше его не стали слушать, а дали в морду. Остальные экс-военнопленные отнеслись к происходящему с пониманием и даже с энтузиазмом. Похоже, никому под раздачу попадать не улыбалось.
– После этих чудаков ждать больше нельзя. Вот-вот немцы заинтересуются, что здесь за черная дыра организовалась. Завтра рвем когти, – заявил Мартынов вечером, когда порядок был наконец наведен и даже починили два мотоцикла, безжалостно разобрав остальные на запчасти. Кстати, справиться с ремонтом особых проблем не составило – во-первых, они, как и положено армейской технике, были до безобразия просты, а во-вторых, в их команде не оказалось безруких. И едва ли не самым полезным оказался тут Востриков.
Отрочество их интеллигента пришлось на семидесятые, когда техники, подобной трофейным мотоциклам, хватало в любом дворе. Не совсем такой – но в любом гараже пацаны собирали-разбирали отечественные агрегаты, недалеко от них ушедшие. Кое-какие навыки у журналиста сохранились, и в моторах он копался с энтузиазмом.
– Куда?
– Вперед. Там немцы нас не ждут. Но не сразу. Здесь, по соседству, они лагерь организовали, пленных сгоняют. А у нас куча техники – и минимум людей. Да и что за люди? Пехота сомнительной квалификации в основном. А теперь спать. Завтра будет тяжелый день.
Лагерь для военнопленных выглядел несерьезно. Видно было, что организовывать его пытались по-немецки основательно. Вот только немецкий характер столкнулся с непреодолимым препятствием в лице отсутствия времени и ресурсов. Так что два ряда невысоких колышков с натянутой между ними колючей проволокой, ворота из сколоченных крест-накрест жердей и четыре кое-как сляпанные вышки для часовых, невысокие и всего с двумя пулеметами. При всем этом безобразии обреталось человек двадцать немцев при одном грузовике под командованием мордатого хмыря в чине капрала. Во всяком случае, именно так его погоны расшифровал один из красноармейцев, который два года назад участвовал в Польском походе и на немцев успел насмотреться.