Вот что говорилось о действиях советских танковых частей в докладе о действиях в Харьковской операции 3-й танковой дивизии Вермахта: «…несмотря на все недостатки и слабую организованность частей РККА, их танки конструктивно не уступают нашим. Индивидуальная подготовка танковых экипажей также очень хороша. Русский лейтенант-танкист, захваченный в плен в одном из боёв под Харьковом, заявил на допросе, что их танковые войска по всем параметрам превосходят наши. Также в Красной Армии уже известно о применении нами кумулятивных танковых снарядов.
Из-за того, что большинство русских танков не радиофицировано, они не могут должным образом организовать массированные атаки против наших танков. Обычно сначала появляются четыре машины головного дозора, а затем остальные танки – один за одним. Видимо, этой же причиной обусловлена нелюбовь экипажей русских танков к обстрелам из любых видов оружия, даже из тех, что неспособно причинить им какой-либо вред. Не всегда адекватно оценивая опасность, при отсутствии дополнительной информации по радиосвязи, русские танкисты стараются всячески избежать столкновений, уворачиваются, отступают от огня из 37– и 50-мм противотанковой пушки, а также из 50-мм танковой пушки KwK L/42.
Т-34 с десантом на броне перед атакой. Юго-Западный фронт, 5-я гвардейская танковая бригада, май 1942 года
Прекрасно понимая, что наши прорывы в глубину советской обороны во многом связаны с продвижением длинных колонн танков и бронетранспортёров, русские очень часто успешно тормозили наше продвижение, располагая 2-3 засадные позиции танков Т-34 на командных высотах. Хорошо замаскированные, они не были видны до открытия огня, а также не были доступны для обстрела с флангов».
Первый опыт боевого применения танковых корпусов весной 1942 года показал, что новые соединения не обладали необходимой оперативно-тактической самостоятельностью при ведении боевых действий, а в вопросах боевого и тылового обеспечения находились в полной зависимости от армий и фронтов. Всё это отрицательно сказывалось на результатах их боевых действий.
В июле 1942 года в штат корпуса был включён дивизион «катюш», насчитывавший 8 установок БМ-13, разведывательный и мотоциклетный батальоны. Несколько позже в корпус были включены две подвижные ремонтные базы, а также рота подвоза ГСМ для обеспечения второй заправкой топлива и масла.
Танк PzIII AusfL 16-й танковой дивизии Вермахта на одной из площадей Воронежа. Июль 1942 года. Длинноствольная 50-мм пушка представляла для Т-34 серьёзную угрозу
Одновременно с формированием танковых корпусов в мае-июне 1942 начали создаваться танковые армии – 3-я (командующий – генерал А. И. Лизюков) и 5-я (командующий – генерал П. Л. Романенко). Первоначально боевой состав танковых армий определялся директивами на их формирование и был неодинаковым. Так, в состав 3-й танковой армии вошли два танковых корпуса, три стрелковые дивизии, две отдельные танковые бригады, артиллерийский полк и полк «катюш», в состав 5-й – два танковых корпуса, кавалерийский корпус, шесть стрелковых дивизий, отдельная танковая бригада, отдельный мотоциклетный полк, два отдельных танковых батальона. В конце июля 1942 года на Сталинградском фронте с использованием полевых управлений 38-й и 28-й армий были созданы соответственно 1-я и 4-я танковые армии, которые примерно через месяц были расформированы.
В результате тяжёлых поражений, которые потерпела Красная Армия в мае-июне 1942 года, обстановка на советско-германском фронте изменилась в пользу противника. Немцам удалось значительно улучшить положение своих войск и создать выгодные условия для проведения «главной операции» на юге Восточного фронта.
В 10 часов утра 28 июня 1942 года Вермахт начал генеральное наступление на Восточном фронте. К исходу дня оборона советских войск на стыке 13-й и 40-й армий была прорвана. К 30 июня немецкие войска расширили прорыв до 40 км по фронту и продвинулись на 35– 40 км в глубину обороны наших войск.
28 июня Ставка усилила Брянский фронт 4-м и 24-м танковыми корпусами Юго-Западного фронта. К участку прорыва выдвигался также 17-й танковый корпус из резерва Ставки ВГК и 1-й и 16-й танковые корпуса из резерва фронта. Советское командование предполагало, что контрудар этих корпусов должен остановить немецкое наступление.
Танк Т-34 производства СТЗ, подбитый на улице Воронежа. Восточный фронт, лето 1942 года
Однако быстрое изменение обстановки не позволило осуществить этот замысел. Корпуса не успевали в срок прибыть в указанные районы и вводились в бой неодновременно, управление ими не было организовано, командиры действовали по своему усмотрению, боялись оторваться от пехоты. Не были организованы артиллерийская поддержка и взаимодействие с авиацией.
Подобная картина имела место и на уровне подразделений. Вот что вспоминал об этих днях бывший командир 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса В. С. Архипов: «21 июня наш корпус был выдвинут с рубежа реки Олым ближе к фронту, на рубеж реки Кшень. А 28 июня командир корпуса генерал-майор М. И. Павелкин вызвал к себе командиров бригад, сообщил, что противник продвигается к реке Кшень. Мы получили боевую задачу и двинулись навстречу немецким танковым и моторизованным дивизиям.
До 30 июня бой вели 107-я и 164-я танковые бригады, а наша 109-я находилась во втором эшелоне корпуса. Но в этот день обстановка резко осложнилась. Противник форсировал реку Кшень и овладел Новым Посёлком. Командир корпуса приказал мне выделить танковую роту, чтобы поддержать контратаку стрелков 15-й мотобригады. Танки лейтенанта Бегунского ворвались в посёлок, но были вынуждены с потерями отойти. Это случилось вечером, а утром 1 июля не помогла уже и атака Нового Посёлка всем 310-м батальоном. Комбат майор И. В. Смирнов докладывал по рации:
– Зацепился за окраину, веду огонь с места…
– Почему не прорвался к мосту?
– Четыре машины потерял. Лейтенант Садыков со своими орлами прорвался было к мосту, да его оттеснили. Там немецких танков – за каждым плетнём по две башни торчат. Как грибы после дождика.
Готовые к отправке на фронт танки перед погрузкой на железнодорожные платформы. Сталинградский тракторный завод, весна 1942 года
Иван Васильевич не преувеличивал. И разведка наблюдением, и опросы пленных подтверждали, что на плацдарме сосредоточилось много немецких танков – до полка. И когда на следующий день, 2 июля, командир корпуса приказал наконец ввести в бой и 309-й танковый батальон майора Василия Ивановича Землякова, было уже поздно – противник, овладевший плацдармом у Нового Посёлка, имел двухкратное превосходство в танках и ещё большее в пехоте и артиллерии. Нашу атаку гитлеровцы встретили контратакой, в которой участвовало 80 танков и множество бронетранспортёров.
Этот эпизод запомнился мне особенно крепко из-за многочисленных неиспользованных нами возможностей. Вместо того чтобы сбить противника с плацдарма ударом танкового кулака, мы пытались столкнуть его пальцем. В первый день бросили против 20 немецких танков и двух батальонов автоматчиков, овладевших Новым Посёлком, примерно столько же стрелков, но вдвое меньше танков. На второй день – 20 наших танков против 40-50 фашистских и так далее. Противник, наращивая свои силы, опережал нас, и если в первый день боя за плацдарм мы имели общее превосходство в танках, но не использовали его в атаках, то к четвёртому дню, к 3 июля, это превосходство перешло уже к противнику. Вот что значит потеря драгоценного времени, вот что значит применение танков с оглядкой, с дроблением танковых бригад и батальонов для «закрытия брешей».