Экипаж покачнулся влево.
— И-два!
Вправо.
Нет, всё равно не то.
В чём же дело?
— Осмелюсь сказать, кэп, — подал голос Афанасий, — что деревья не могут быть в рост человека. Они должны быть в несколько раз выше.
Да, верно, верно… Что же делать? Ведь даже если капитан встанет на колени, ему не стать таким маленьким, чтоб остальные были заметно выше него. Зато вот если…
— Радист, — сказал капитан.
— Я, — ответил радист.
— Вам задание: встать на колени и прогуливаться между нами. Об ощущениях доложите. Я встану на ваше место и буду изображать куст. Выполняйте.
Вечером капитан позвал в свою каюту Радия Родионовича.
— Ну что, радист. Докладывайте. Что вы почувствовали, прогуливаясь между нами?
— Что прогуливаюсь на коленях рядом со своими боевыми товарищами.
— Это всё?
— Колени еще болели.
— И всё?
— Вроде бы, всё…
— Ну, вы не стесняйтесь, не стесняйтесь… Может быть, ещё какие-нибудь чувства были?
Маленький радист замялся.
— Ну, давайте же!
— Ещё… Капитан, но вы сами просили рассказать!..
— Да, да, говорите!
— Ещё мне… Писать очень хотелось, капитан.
— Тьфу ты! А, например, не казалось ли вам, что вы в лесу?
— Ну…
— Ну, ну!
— Может быть, немножко…
— Ну вот видите, радист! А говорите, нет никаких ощущений! Идите. И… попросите там у Афанасия дополнительный паёк.
«Что ж, моя версия оказалась правильной», — писал капитан в своем дневнике. — «Правда, самому мне ощущение того, что я в лесу, испытать не довелось, зато я видел, как счастлив этот маленький радист. Что ж, пусть будет так. Когда вернемся в штаб, надо будет поучаствовать в смотре-конкурсе самодеятельности со спектаклем „Деревья“. Благо, генеральная репетиция удалась».
22. Футбол
— Монголы! — закричал однажды впередсмотрящий рядовой Гриценко.
Все высыпали на палубу.
— Где монголы, где! — закричал капитан.
— Бамбарбия киргуду. Шютка!
— Дурак вы, Гриценко, — сказал капитан с горечью в голосе. — И не лечитесь. Придем в штаб, я настою, чтоб вас комиссия проверила.
— На самом-то деле там поле! — важно сказал Гриценко.
— Конечно, поле, — поморщился старпом. — Котору неделю по полю идем.
— Да нет, футбольное поле!
— Ишь ты. Ишь ты, что. И что, с воротами?
— С воротами.
— С разметкой?
— С разметкой.
— С боковыми флажками, вратарской площадкой и все такое?
— И все такое, да…
— Где?
— Да вон там! Говорю же. По правому борту!
— Дайте-ка мне бинокль… А что там за человек стоит, Гриценко, как вы думаете?
— Я думаю, капитан, что это судья.
— Ну что ж… Очень может быть… Старпом, постройте экипаж. А впрочем, не надо, я вижу, что все в сборе… Ну, кто хочет размяться?
Размяться захотели все, даже боящийся змей Гриценко.
— Какие змеи на футбольном поле, — сказал он, — не смешите мои бутсы.
Позвали даже шофера Колю с запасным шофером Виталиком. Запасной шофер, впрочем, так и остался в запасе.
Поле представляло из себя просто участок степи, разве что трава покороче подстрижена. Если б не зоркость рядового матроса Гриценко, «Каччхапа» прошествовала бы мимо. Никто не заметил бы ни ворота, ни боковую разметку, ни угловые флажки, ни даже судью — так органично всё это вписывалось в окружающий ландшафт. Даже Гриценке непросто было углядеть футбольное поле.
Под звуки оружейного салюта команды выстроились вдоль центральной линии. Дэн дострелял и незаметно пристроился к игрокам.
До этого разминались. Капитан проверил поле, попадал так, ничего, мягенько. В ворота поставили было штурмана, штурман сказал, что хорошо в воротах стоит, раньше стоял за сборную Казахстана, правда, в запасе, ну, его и поставили. Если обманул, то все равно толстый, в воротах много места занимает, все лучше, чем Алешу, например, ставить. Штурман тоже попадал, в воротах, ничего, говорит, мягенько. Капитан и его проверил, побил всяко по углам, потом головой бил с Алешиных навесов, разогревал штурмана. Штурман разогревался-разогревался, и доразегравался до того, что ногу подвернул. Нет, в воротах я стоять не могу, я теперь точно пропущу, этого не позволяет мне моя профессиональная вратарская совесть. Что делать, поставили матроса Гриценко, тот сначала в сетке запутался, потом тоже попадал, ничего, говорит, мягенько, капитан его попроверял, ничего, говорит, годится Гриценко. А штурман в защиту стал.