Перед Никой Баян лежит тонко разрисованная красками художественная программа. В ней малиновым шрифтом по голубому полю значится:
«Музыкально-вокально-танцевальный вечер, имеющий быть в пользу бедной сиротки в выпускном 1-м классе Н-ского института».
Затем следовали номера исполнения:
Арию Татьяны из оперы «Евгений Онегин» исполнит госпожа Козельская.
Марш «Шествие гномов», из оперы «Кольцо Нибелунгов» Вагнера исполнят в четыре руки госпожи Тольская и Сокольская
«Мечты королевы», стихотворение Надсона, прочтет госпожа Браун.
«Как хороши, как свежи были розы», стихотворение в прозе Тургенева, продекламирует госпожа Веселовская.
Цыганские романсы под гитару исполнит госпожа Чернова.
И в заключение «Танцы — фантазии» исполнит босоножка госпожа Ника Баян.
Программа обещала быть крайне интересной. Ее составили накануне шесть заговорщиц во главе с Никой: Наташа Браун, Золотая Рыбка, Хризантема и Алеко с Земфирой. Составили по необходимости: наступила зима, а у Глаши, то есть у «Тайны», дочери института — ничего не было: ни теплого платья, ни сапог, ни галош, ни пальто. А малютка рвалась на прогулку. Решили сообща устроить вечер, первый платный вечер в институте, в пользу бедной сиротки, якобы проживающей в деревенской глуши.
Смелые Никины мечты полетели далеко. Было условлено просить начальницу назначить день, дать залу, разрешить пригласить родных, братьев, кузенов, устроить после вечера танцы. Ах, все это было так заманчиво и интересно! А главное, обещало известную сумму денег в пользу Глаши. Входные билеты были назначены по гривеннику. Сумма крохотная, в сущности, доступная каждому; она бы не стеснила никого, а для маленькой «Тайны» составила бы весьма и весьма многое.
Все это вихрем проносится в кудрявой головке Ники, пока она с сосредоточенным видом берет в руки карандаш и самым тщательным образом высчитывает, сколько может принести денег этот вечер.
Вдруг на крышку тируара (пюпитра, на институтском языке) падает скомканная бумажка.
Ника вздрагиваёт и оборачивается назад.
С последней парты, приподнявшись над скамьею, ей кивает головой и машет руками возбужденная и красная, как мак, Шарадзе.
— Читай скорее! Читай скорее! — говорит её разгоревшийся взор.
Баян развертывает бумажку и читает:
«У Тайны порвались чулки, я заметила. Нет также и зубной щетки. Когда нынче Золотая Рыбка понесет обед, пошли с нею деньги Ефиму, хоть сколько-нибудь.
Дедушка Тайны Тамара Дуярова».Едва успевает Ника дочитать последнюю фразу, как худощавое лицо Осколкина обращается в ее сторону.
— Госпожа Баян, — звучит его спокойный, всегда немного иронический голос, — соблаговолите повторить хо, о чем я только что говорил.
Ах!
Ника мучительно краснеет. Менее всего любит она попадать в смешное и глупое положение. Она слишком горда и самолюбива и знает себе цену, эта юная, щедро одаренная природой Ника.
— Я не слышала, извиняюсь, я была занята другим, — говорит она совсем откровенно и просто.
Но учитель, по-видимому, далеко не удовлетворяется таким ответом.
— Вы, госпожа Баян, так сказать, блистали своим отсутствием, — иронизирует Осколкин, — и это не похвально: такая добросовестная ученица и вдруг… Благодарю вас, — неожиданно обрывает он самого себя и чертит что-то в своей книжке.
«Четырехместная карета» волнуется. Отбрасывает изящную вышивку, и близорукие глаза приковываются Нике.
— Будьте внимательны, Баян, — взывает она резким голосом и тоном по-французски.
— Госпожа Тер-Дуярова, не пожелаете ли вы исправить ошибку вашей предшественницы… — обращается к Тамаре неумолимый Осколкин.
«У-у! Противный! Все высмотрит, все заметит!» — волнуется Ника, проворно пряча злополучную программу вечера в тируар.
Тамара еще менее «присутствовала» на уроке, нежели Ника. Вся малиновая, обливаясь потом, поднимается она со своего места.
— Вы говорили… Вы говорили про… Про Пушкина… — выпучив глаза, выжимает из себя она с трудом.
— Совершенно верно… Совершенно верно, госпожа Дуярова, — продолжает ее мучитель, — но о каком же из его произведений я говорил сейчас?