Вряд ли Сталин лично следил за тем, как Тарле выполняет его поручение. Не до того ему было в конце 40-х. Но холуи не дремали и вскоре дали о себе знать. Усиление грязной возни вокруг Тарле связано с возвышением Суслова в партийной иерархии того времени. Отличившись в деле подготовки 70-летия «вождя», этот деятель получил в свое ведение газету «Правда» и стал претендовать на место главного идеолога советской империи. О Суслове я всегда говорю и пишу весьма резко, но в этой моей резкости нет ничего личного, лишь констатация фактов, свидетельствующих о том, что этот индивидуум был законченным персонажем оруэлловского «Скотного двора». Лично же я высоко ценю Михаила Андреича и храню о нем самую добрую память. Думая о нем, я всегда вспоминаю слова «вечно живого» Ильича, сказанные им над гробом Свердлова: «Мы хороним пролетарского вождя, который более всех нас сделал для нашей победы». Цитирую по памяти, так как, в отличие от т. Суслова, картотеки ленинских цитат под рукой не имею. Так вот, т. Суслов с его любимой картотекой и есть для меня — «пролетарский вождь», который более всех прочих его соратников-геронтократов сделал полезного для краха империи Зла, а его молодые помощники — «филозопы» и «политики», перечислявшие потом в мемуарах свои «заслуги» в «смягчении идеологического давления», при жизни этого «гиганта советской мысли» как шаловливые дети лишь мешали «папеньке» сокрушать своими деяниями уродливый режим и продлевали его агонию.
Но возвратимся в печальной памяти 49-й год, когда Тарле начал ощущать организованное давление властей, мешавшее ему жить и работать. Эта ситуация довольно подробно описана в различных посвященных Тарле биографических очерках (см. например: И. Лосиевский. «Еще одно возвращение Наполеона Бонапарта», в книге: Е. В. Тарле. Наполеон. Талейран. — М.: Изографус-Эксмо, 2003. — С. 648–701). Поэтому здесь лишь конспективно будет изложена последовательность событий:
1949 г.Грязная возня в Академии наук вокруг доклада Тарле на сессии, посвященной 240-летию Полтавской битвы, закончившаяся его письмом вице-президенту этого заведения В. П. Волгину, в котором он в интеллигентной форме посылал и Академию, и ее «сессию» к чертям собачьим.
* * *
Упоминание Тарле в постановлении Секретариата ЦК ВКП(б) «О недостатках в работе Института истории АН СССР» в числе критикуемых историков (секретарь ЦК — Суслов).
* * *
Приостановка выполнения издательского договора по «Северной войне».
Всё это происходит на фоне разворачивающейся чисто националистической акции по борьбе с «безродными космополитами», которую Тарле в частной переписке отнес к пакостям, не совместимым с элементарной порядочностью.
1950 г.Полный отказ издательства от выполнения договорных обязательств по «Северной войне».
* * *
Тарле посылает Сталину рукопись «Северной войны». В сопроводительном письме Тарле пишет, что он хотел бы, чтобы Сталин познакомился с этой книгой «в неискаженном виде», так как издательство ее задерживает и портит «текст своими придирками». Кроме того, он высказывает опасение, что может не дожить до выполнения заказа «вождя» в полном объеме. «Но я хочу посвятить оставшееся мне время жизни этой попытке, — а мне уже 75 лет. Я буду торопиться…»
* * *
Следов прочтения Сталиным рукописи «Северной войны» не имеется. Лишь в письме Тарле «вождь» отчеркнул карандашом слова об «издательских придирках».
* * *
Публикация «Северной войны» окончательно заморожена (книга вышла в 1958 г., когда Сталина и Тарле уже не были среди живых).
1951 г.Сталин дает разрешение на публикацию в «Большевике» статьи малограмотного «историка»-самоучки Кожухова (есть области человеческого знания и деятельности, в которых каждый, а особенно — необразованный — человек считает себя специалистом. Это — архитектура, строительство, медицина, лингвистика, литературоведение и, конечно, история). Кожухов, работавший директором Бородинского музея, и прежде лез в ЦК с предложениями своих услуг по борьбе за марксистский подход к 1812 году и с жалобами на то, что Институт истории его игнорирует и не печатает его бредовую книгу. Очередной приступ шизофрении пришелся на весну (время обострений!) и его опус попался на глаза сталинскому зятьку Ю. Жданову, заведующему отделом науки и вузов ЦК ВКП(б), сыну партийного культуртрегера. Тот сварганил из попавшей к нему в руки исторической половы нечто, как ему показалось, удобоваримое и подсунул это фуфло Суслову. Суслов доложил на Секретариате ЦК и организовал решение о публикации после некоторой профессиональной доработки. Биографы Тарле пока не смогли установить, кто из профессиональных историков взял на себя труд по приведению этого позорного текста хоть в какой-нибудь божеский вид. Пребывая в области предположений, я могу предложить свою версию ответа на этот вопрос: не исключаю, что это — верная ученица Покровского Милица Васильевна Нечкина, тогда член-корреспондент Академии наук СССР и «признанный специалист» по истории России в первой четверти XIX в. Мое предположение основано однако не на ее «узкой специализации», а на ее предисловии к VII тому сочинений Тарле, редактором которого она значилась, вышедшему в 1959 г., когда уже не было видно никакого Ю. Жданова, а Суслик стушевался и притих, ожидая развития событий. В этом предисловии есть фраза «Позднейшая критика его (Тарле. — Л.Я.) работ (1951) указывала на их недостатки». Только абсолютный идиот мог бы возвести шизофренические изыскания Кожухова в ранг научной критики. Я недостаточно знаком с трудами М. В. Нечкиной и не могу оценить ее профессиональный уровень и уровень ее интеллекта, но ее упомянутое «Предисловие редактора» содержит также весьма подозрительное для специалиста-историка «предсказание» читательской судьбы книг Тарле «Наполеон» и «Нашествие Наполеона на Россию»: