Легенда третья посвящена попыткам определить, что же делал Тарле во второй половине дня 10 июня 1937 г. после прочтения «Правды» и «Известий». По одной версии Тарле в тот же день сумел через кого-то попытаться найти защиту у Сталина. Эта версия, прямо скажем, сомнительна: не так уж широк был круг знакомых Тарле, которые могли бы в «незабываемом 1937 году» лично похлопотать за него перед «вождем». Собственно говоря, во всей «советской стране» с этой задачкой мог бы справиться только Горький, который в 1937 году хоть и находился поблизости от Сталина, но, увы — в Кремлевской стене. Согласно второй версии, Сталин, устроивший Тарле всё это «воспитание чувств», небезосновательно решил, что «клиент созрел», и, чтобы этот клиент не окочурился от страха, позвонил ему сам, поделился с пострадавшим своим возмущением наглыми выпадами ведущих советских газет и пообещал завтра же исправить дело, защитив обиженного. В этой версии всё стоит на своих местах. «Хитрый вождь-кавказец» разыгрывает элементарную трехходовую комбинацию типа той, с которой средневековые рыцари всех времен и народов завоевывали сердца своих дам: создать видимость смертельной опасности — выступить отважным защитником — обратить в бегство или уничтожить «врага». В полном соответствии с этой «формулой» на следующий день (!) в обеих газетах появились опровержения, реабилитирующие «Наполеона» и его автора. В пользу этой версии говорит и то, что мифические «А. Константинов» и «Дм. Кутузов» так и не обнаружились, и то, что «завтрашние» газеты «Известия» и «Правда» всегда уже были готовы накануне вечером, т. е. тогда, когда по первой версии Тарле искал свои несуществующие «пути» к Сталину (я сам неоднократно покупал завтрашние «центральные» газеты в Москве).
Происшествие с «Наполеоном» стало преамбулой дальнейших уже личных взаимоотношений «вождя» с историком. Продолжилось это, регулируемое Сталиным сближение, письмом «вождя» от 30 июня 1937 г. Письмо это, неоднократно публиковавшееся после 1991 года, является «переходным» документом: в нем еще всерьез упоминаются неизвестные «тт. Константинов и Кутузов» и в то же время дается своего рода карт-бланш на будущее: Тарле предоставлено право ответить на критику «товарищей» в любой форме, в том числе — «в виде предисловия к новому изданию „Наполеона“».
Человек, не подвергшийся подобно Тарле многочисленным проискам и ударам «злодейки судьбы», стал бы носиться с этим письмом по всем «инстанциям», устраивая свои земные дела. Но Тарле очень любил Герцена, в том числе его гениальный исторический очерк «Император Александр I и В. Н. Каразин», опубликованный во 2-м выпуске «Полярной звезды» на 1862 г., в котором описаны взлет и падение незаурядного человека, слишком понадеявшегося на просвещенность, благородство и искренность самодержца. Не ощущая коварства царедворцев, Каразин своими благими порывами и советами, «как нам обустроить Россию», не замечая перемен в настроениях монарха, ускорял свой конец и изгнание из дворца. Для царской свиты этот конец был закономерным, а для Каразина — неожиданным, как для обманутого мужа известие о супружеской измене:
«Ничего не замечая, он явился к государю. Государь его принял с насупившимися бровями. Каразин стоял как пораженный громом.
— Ты хвастаешься моими письмами?
— Государь…
Но государь не дал ему ответить.
— Посторонние знают, что я тебе писал одному и никому не показывал. Ты можешь идти».
Вот и всё. Поэтому Тарле уложил это письмо в шкатулку и никому не показывал.
В 1953 г., уже после смерти «вождя», тетушка Леля (Ольга Григорьевна Тарле) раскрыла передо мной эту шкатулку. Я с трепетом взял в руки находившийся в ней автограф Пушкина, потом письма Льва Толстого и Чехова. Леля протянула мне письмо Сталина.
— Тоже ведь историческая личность! — сказала она, заметив отсутствие у меня интереса к этой бумажке.
Я взял его в руки, но прочитать не удосужился, да и если бы прочел, то ничего бы не понял: «приключения» знаменитого «Наполеона» в середине 30-х в России во всех подробностях мне еще не были известны. Знал лишь, что был какой-то шум и что всё кончилось благополучно.
После кончины в 1955 г. Евгения Викторовича и Ольги Григорьевны Тарле передачей государству архива историка занималась тетушка Маня (Мария Викторовна Тарновская). Я тогда не был в Москве и подробностей этого акта не знал. Но обратившемуся ко мне в конце 60-х первому советскому биографу Тарле Е. И. Чапкевичу (за рубежом жизнеописания Тарле вышли задолго до появления книги этого автора) я сообщил, что письмо Сталина Тарле действительно существовало, и так как оно в момент передачи бумаг Тарле в архив Академии наук коммерческой ценности не представляло, то, скорее всего, оно находится в архивном фонде историка. Там он его и нашел, а опубликовал уже в годы «перестройки» в период дозволенной откровенности — в 1990 г. (позднее собственноручный сталинский черновик этого письма нашелся в «архиве Президента Российской Федерации»).