Выбрать главу

В двадцать минут седьмого он плюнул и решил-таки выйти из машины, как увидел, что в ворота детского сада вошел увалень Валя. Что за?!..

Что этот ожиревший медведь здесь делает?

Она же сказала, что он просто "сосед и друг", выходит, не просто?

Какого черта?!

Когда Валентин вышел из детского сада держа в своей лапе руку его дочери, Артур уже поджидал его у ворот.

— Привет, — узнала его первой Валюша и улыбнулась.

— Привет. Это тебе, — Вишневский достал из кармана пачку желейных мишек и, наклонившись, отдал девочке. — Эти сладкие, с клубникой. Специально искал.

— Ага.

— Пойдешь со мной? Покатаемся немного на моей красивой машине, пока твоя мама не вернется. Ну, как тебе идея?

— Нет, не поеду, — насупилась она, крепче вцепившись в руку Валентина.

В руку чужого мужика!

И именно вот этот эпизод заставил его окончательно раскрыть глаза на происходящее. Она верит ему, этому недогризли, ищет у него защиты, а родного отца боится. Потому что совсем не знает правду. И это не его вина. Ее! Аглаи!

Его задело, где-то даже унизило подобное положение вещей. Он, человек, который по жизни привык чувствовать себя на голову выше, теперь ощущал себя проигравшим.

По взгляду увальня он понял, что тот в курсе, кто он такой. А значит и скрывать нечего.

— Где она? — не церемонясь, резко спросил Вишневский.

— Кто она?

— Ты прекрасно знаешь, кто! — и понизил тон. — Втираешься в доверие к моей дочери? В папочки метишь?

— Ну хоть кто-то должен им для нее стать.

Вишневский не выносил рукоприкладства, считая разборки на кулаках чем-то сродни обезьяньих танцев, но сейчас жутко захотел дать этому ушлепку по морде. Нормально так, от души, и плевать на сдачу.

Он сдержался только потому что снизу вверх на него смотрела его маленькая дочь.

— Иди пока покатайся на… на вон той штуке, — кивнул Вишневский на скособоченную карусель, и когда Валюша убежала, обернулся на бугая напротив: — Не лезь, куда тебя не просят, ты понятия не имеешь, какие нас связывали отношения. Ты вообще им никто и пока не вернется Аглая, с дочерью побуду я.

— А теперь ты слушай сюда, небожитель, — визави тоже сменил тон, — я, конечно, гарвардов не кончал, но в жизни кое-что да смыслю. Ты бросил их, их обеих, так что проваливай. Она попросила меня забрать дочь. Меня, а не тебя. Сечешь?

Обрюзгший гризли бесил его все больше и больше. Эта его рожа с розовой кожей, белесые ресницы, рыбий взгляд и напускная самоуверенность.

Неужели она с ним… Этим уродом?

Неужели у нее все настолько плохо?

Чем он ее зацепил?

Он ощутил, что теперь им обуяла не только ревность к дочери, а что-то другое. Что-то похожее на… ревность к Веснушке?

Она и вот он, и его жирные лапы…

— Дай мне номер ее телефона, — скрывая ярость, отрезал он.

— У тебя и номера ее нет даже? — хохотнул. — Совсем все плохо, да?

Да он откровенно нарывается!

Вишневский ощутил, как дернулись уголки губ, совсем как у волка, когда тот собирается наброситься на бестолковую добычу и с хрустом перекусить сонную артерию.

Его бесил этот мудак и он как никогда был близок к тому, чтобы дать ему по морде.

Обернулся на дочь: та сидела на качелях, внимательно глядя на двух здоровых дядь, которые явно надумали что-то недоброе. Потом снова посмотрел на Валентина, дав тому последний шанс.

— Мы подождем ее возвращения здесь, на детской площадке. Мы — я имею в виду не нас с тобой, конечно.

— Аглая доверила забрать ребенка мне. Меня Валюша знает, а кто для нее ты? Просто левый мужик, им и останешься. Уж я позабочусь.

Вот и она, последняя капля, что переполнила чашу его поистине ангельского терапия.

Прикрыв глаза, он шумно выдохнул через нос и, взяв обеими руками Валентина за воротник, будто намереваясь поцеловать, со всей дури впечатал свой лоб в его переносицу. Сильно, до хруста в чужих костях.

Увалень отпрыгнул на шаг назад, зажав нос скрещенными ладонями. Сквозь пальцы-сардельки потекли струйки крови.

— Да я тебя закопаю, урод! …, …, …!

Сквозь поток нецензурной брани Вишневский сначала услышал плач Валюши, а потом увидел Веснушку.

Она в прямом смысле летела разъяренной фурией. Проскочив мимо них, подбежала к дочери и, взяв ее на руки, принялась успокаивать:

— Дяди так просто играют, милая. Это такая взрослая шутка.

— У дяди Вали кро-овь из носа-а иде-ет…

— Это не кровь, тебе просто показалось.

Удерживая ее так, чтобы дочь не видела картины напротив, подошла к Валентину и пихнула ему в руки упаковку влажных платков. Потом обернулась на Вишневского, и ему показалось, что настолько лютой ярости в чьем-то взгляде он никогда не видел.