- Сейчас, - он погружается в недолгое раздумье и сворачивает в боковой коридор. На поднятый нами шум уже сбегается с разных сторон дворцовая охрана, и теперь нам приходится прорубаться сквозь неё. Нетир, старый мажордом Малвы, еле переставляет ноги. Гата и телохранитель поддерживают его под руки, мы пытаемся защитить их всех от клинков, но мажордом кулём оседает на пол, ползёт к стене и хрипит: «Пощадите». Молодой стражник с красивым гладко выбритым лицом подходит и вонзает лезвие в его спину. Я трачу несколько драгоценных мгновений, чтобы дотянуться палашом до шеи мерзавца, потом возвращаюсь в строй, и мы прорубаемся дальше. Миро, извернувшись, отсекает загородившему дорогу стражнику руку по локоть и, оттолкнув его, сбегает вниз по лестнице и бьёт кулаком по ничем не примечательному месту на стене. Что-то скрежещет, и начинает открываться проход. Нелепо сгубивший себя ремесленник, бывший вор, действительно был хорошим мастером. Мальчик вбегает туда, мы следуем за ним, стражники – тоже. Миро всем телом повисает на торчащем из стены рычаге и камни рушатся с потолка за нашей спиной. Пока что все мои спутники рядом со мной, часть врагов – с той стороны, ещё четверо прорвались сюда. Кто-то остался под камнями. Я стараюсь не слушать доносящиеся из-под завала звуки и не думать о них. Вспоминается большой жук, на которого я случайно наступил в детстве, и к горлу подкатывает тошнота.
Между тем с прорвавшимися стражниками надо покончить быстро. Сулва тоже может знать, где открывается выход из дворца, и нам необходимо его опередить, пока туда не добралась королевская гвардия. Герцог, судя по всему, голодавший всю четверть луны, уже вымотан, Миро – наша последняя надежда. Я единственный могу видеть в темноте, и надо воспользоваться этим преимуществом:
- Потушите лампу, - кричу я Гата.
Проход здесь высокий, но шириной на одного человека – или на двух, идущих плечом к плечу, что кое-как позволяет уклоняться от ударов, наносимых вслепую. Я делаю ответный выпад – и первый корчится на полу, уже не в силах встать. Второй пытается достать меня прямо над его телом, но ему не приходит в голову, что я переложил палаш в левую руку – иначе его защита была бы вполне хороша.
Мы отступаем, но двое оставшихся в самоубийственном раже следуют за нами. Будь у них время подумать, они сообразили бы, что ещё могут нас задержать, но сами вряд ли уцелеют. Проклятье! На меня идёт старый стражник, которого я знал в детстве. Товарищи, не особо мудрствуя, приклеили ему прозвище «Битюг». Парень он был добродушный и любопытный, любивший разговаривать со мной, когда я мальчишкой приходил во дворец.
Битюг умело уворачивается от моих ударов, хотя узенький проход ему мешает. Наконец мне удаётся вогнать клинок ему в живот. Он продолжает стоять и оседает с мычанием только, когда я тяну лезвие к себе, но палаша не выпускает и успевает в падении задеть мне ногу. Целился, бездельник, в пах.
Я медленно отступаю, сползая по стенке, Миро, услышавший мой вскрик, боком пробирается вдоль прохода, берёт четвёртого на себя, и ему как-то удаётся с ним справиться. У мальчика удивительное умение действовать со мной в паре.
Я замечаю это лишь краем глаза. Все силы уходят на то, чтобы снова выпрямиться, остановить кровь и постараться хромать хотя бы со скоростью Гата. Битюг больше не пытается подняться, но я вижу, что он ещё жив. Надеюсь, у него всё-таки выйдет залечить рану и доползти до выхода, но в любом случае это займёт много времени.
Потайной ход из дворца длинный. Очень длинный. И очень старый, как наша крепость и сам город, пронизанные тайнами как хорошо созревший сыр – дырками. Я размышляю об этом, чтобы отвлечься, но идти мне всё труднее. Моим спутникам, наоборот, стало чуть легче, потому что лампу опять зажгли. Ещё немного и я буду их задерживать. На стенах видны потёки – то ли старая кровь, то ли плесень. Здесь нет даже мокриц, которые падали мне за шиворот в проходе от источника. Плиты пола сточены множеством сапог, особенно посредине, мы идём, словно по неглубокому желобу. Запах очень затхлый, и дышать мне становится всё тяжелее. Рядом со всхлипами хватают воздух ртом мои товарищи.
Ещё чуть дальше на нас веет свежестью из отдушины. Не знаю, где она спрятана, но, видимо, спрятана надёжно – единственным источником света остаётся тусклый огонёк нашей лампы. Даже глотнув чистого воздуха, я еле двигаюсь, и хорошо, что мы все сейчас спускаемся под гору.
Последней трети пути я не помню. Кажется, я кое-как пытался переставлять ноги, а Миро тащил меня под руки. Мальчик вымахал уже на голову выше меня, но всё равно не знаю, как ему это удавалось.
Я пришёл в себя только после того, как понял, что меня вытаскивают наверх, к свету и воздуху. «Не спешите, - бормотал я себе под нос, там могут ждать враги». Но спутники, не обращая на это внимание, тянули меня по ступеням.
Враги нас действительно ждут. Королевская гвардия успела добраться сюда раньше, мне слышны их крики. Но ещё раньше пришли те, кого позвал Миро. Сейчас они окружают выход целой толпой, которая, несмотря на мешающие действиям деревья и смешанную со снегом грязь, мало-помалу занимает удобные для обороны позиции и перестраивается, уже становясь небольшим, но войском. У мальчика невероятная способность вызывать к себе доверие. Кажется, здесь собрались почти все остававшиеся в городе сторонники Малвы. Герцога встречают приветственными выкриками.
Короткой стычки оказывается достаточно, чтобы гвардейцы поняли, что у них нет преимущества ни в числе, ни даже в выучке. Родовитые покинули столицу вместе со всеми домочадцами, но всё же среди собравшихся немало тех, кто прошёл не одну войну, а близость женщин и стариков лишь добавляет им отваги. Я наблюдаю за происходящим, привалившись к стволу старой сосны. Земля вокруг него засыпана иглами и ветками. Через некоторое время мне удаётся отдышаться, потом – встать на ноги, опираясь на крепкий сук. Это оказывается очень кстати, поскольку военный лагерь Малвы, в который мы успели превратиться, уже никем не преследуемый, начинает выдвигаться к дороге на юг. Той самой, по которой я шёл с Архивариусом чуть больше луны назад.
Меня устраивают на повозке, так что я могу, наконец, перевязать свою ногу и заняться ранеными и теми, над кем издевался в тюрьме Кори. Впрочем, то, что творит с людьми этот ублюдок, исправить обычно уже невозможно. В ликующей толпе, которая движется верхом, пешком и на подводах, поднимая штандарты с гербами Малвы и его вассалов, распевая старые воинские песни, я, наверное, единственный, кто временами скрипит зубами и ругается от бессилия. Даже изувеченный Гата сейчас думает лишь о том, что, наконец, свободен.