К вечеру ко мне подсаживается Миро:
- Я до сих пор не могу поверить, что мы сумели, - говорит он. – Но из головы не идёт Нетир. Если бы ты знал, как я иногда боюсь подобной смерти.
- Он спас нас всех, - отвечаю я. – Нетир был слишком измучен, с ним мы не смогли бы идти. Не знаю, сумел бы я поступить так же, если бы совсем ослаб.
- Но он умолял их о пощаде.
- Нетир никогда не был воином. Естественно просить о пощаде людей, которых ты знал долгие годы. Вот отказать в ней тому, кого ты знал долгие годы – это куда более омерзительно.
- Но мы всё-таки сделали это, Шади! Сделали!
- Да, - говорю я. – Сегодня мы начали войну.
Глава 6
Первая и вторая луна зимы, 505 год от обряда Единения
Южная дорога ведёт к землям Малвы и его вассалов, до них всего дня три хорошего ходу. Там к нам могут присоединиться новые союзники – ведь и добрые вести порой разлетаются быстро. До ближайшего хорошо укреплённого замка – примерно треть луны. Мы идём весь день, и становимся лагерем уже в глубокой темноте. Повсюду видны слабенькие язычки петролейных ламп, при свете которых ушедшие пытаются устроить себе ночлег. Я обогреваюсь у огня, стараясь унять озноб.
Герцог, которого весь день окружали ликующие сторонники, подходит, наконец, к нашему костру и выдавливает из себя несколько слов благодарности. Малва никогда не был особенно речист. Но глядя в его лицо я понимаю, что даже если герцог сделает очередной промах, нам с Миро будет теперь нелегко пойти против него. Трудно отречься от того, кому ты доверяешь, почти невозможно – от того, кто доверяет тебе.
- Они забрали моё семейное оружие. – Голос Малвы дрожит от негодования. – Ты разрешишь мне оставить себе это?
Пальцы герцога бережно оглаживают рукоять палаша, который отдал ему Миро.
Даже сейчас и даже в Павии, где земля богаче подходящей рудой, чем в других странах, хороший палаш или кинжал ценят дороже фамильного золота и серебра. Крестьянин, который может позволить себе завести железный лемех для плуга и железный топор, считает себя богачом.
Я гляжу на мерцающие угли и думаю о горне, где рождается этот металл и о судьбах разных стран.
Говорят, что палаши самых старых благородных семей делали из небесных камней. Потом в наших землях нашли залежи руды, железо, выплавленное из самой лучшей, после долгой проковки подходило даже для оружия. Считают, что именно из-за их влияния павийская магия не так сильна, как урготская, и многие приёмы и обряды работают у нас ненадёжно. Полагаться в полной мере можно лишь на самую прочную – магию имени, природы и рода. Каждый из нас есть то, что он унаследовал от предков, то, чем он сам родился на свет, и, в немалой мере – та часть мира, которую он отразил в себе, взрослея. С этим не поспоришь, потому-то воззвать к имени, природе и роду – это всё равно, что скатить камень в глубокую яму, использовать же иные обряды – это как удерживать его в воздухе или, в лучшем случае, на вершине холма.
Урготская магия издавна была связана с изготовлением удивительных вещей – замков и запоров, признающих только хозяина, станков, делающих ткани с замысловатыми узорами, и многого другого. В города, где жили самые искусные мастера, не было дороги железу – и королевскому войску и страже входа туда тоже не было. Подавив волнения в таком месте оружием, королю потом приходилось долго подсчитывать убытки – все работы останавливались на много лет. Обычно сами цеха поддерживали порядок и творили собственный суд. Ведь им надо было учить новичков своим секретам и со всей подобающей осторожностью опробовать новые приёмы, следя, скажем, за тем, чтобы зеркало не забирало часть памяти того, кто в него заглянул.
Часть урготских диковинок работала и на павийской земле, питаясь той силой, которая была вложена в них при создании. Но наши ремесленники больше доверяли своему искусству, чем магии. Заклинание не всегда зажигает огонь в петролейной лампе? – что ж, его можно зажечь и кремнём. Частям иных снарядов требуется большая прочность, которую не может дать ни красная, ни белая, ни даже жёлтая медь? – потратимся на железо и откажемся от того, что требует магических обрядов.
Урготские мастера вовремя поняли, что им пора действовать так же. Ведь чем больше железа становится вокруг, тем заметнее ослабевает их магия. Теперь многие их цеха располагались в обычных городах и работали с этим металлом. Но его не хватало. Мой отец в своё время добился того, что вся торговля железом с другими странами шла через королевскую казну. Это было рискованным решением – Ургот стремился завоевать нас ещё и потому, что их стране нужна была хорошая руда. Это было необходимым решением – из нашего железа сделали бы не только палаши, но и хитроумные снаряды для войны, по части которых урготцы тоже были изобретательны. Сумеет ли Малва даже при самом благоприятном ходе событий найти нужное равновесие, не загоняя соседей в угол и не подставляя нас под удар? Я не был уверен в этом.
Большинство наших спутников покидали дома в спешке и налегке, они увезли только самое необходимое. Но с нами были и слуги, и младенцы, и старики, поэтому лагерь Малвы двигался по дороге даже медленнее, чем в своё время шли мы с Солдином. По счастью, до того, как нас нагнало наспех собранное Сулвой войско, к Великому герцогу присоединилось немало его вассалов, живших в этих краях, и пришли они хорошо вооружёнными.
После того как всадники, специально оставленные Малвой далеко в арьегарде, прискакали с известием о приближении врага, мы успели уйти к тому месту, где лес с обеих сторон рос очень плотно, так что нас нелегко было окружить. Малва расставил лучников на пригорках и перевёрнутых повозках, под защитой тех, кто держал палаши. Несмотря на общее волнение они сумели выждать и стрелять точно по его команде, на самом удачном для того расстоянии. Это унесло немало жизней врага и сберегло много наших. Противников вёл старший сын Сулвы. Его войско остановилось, сбив строй, и лишь через некоторое время вновь восстановило порядок для атаки. Тут пошли в дело уже клинки. Сначала людям Малвы удавалось держать цепь, усталые отступали, упавших заменяли стоящие сзади.
Нога всё ещё не слушалась меня, и я угрюмо сидел за повозкой, уговаривая себя, что если всё окончится победой, от меня будет польза хотя бы как от лекаря. Если нет – в плен я сдаваться не собирался, мой палаш лежал рядом со мной, и, возможно, пока я отбивался бы от врагов, кто-то из обоза сумел бы убежать.
Строй сбился, войска смешались, многие сражались уже по старинке, один на одного – в грязи, в придорожных канавах, на пожухлой траве. Разобраться в том, что творилось на дороге, было непросто даже отсюда. Иные уже успели обернуться, и на обеих сторонах дрались не только люди, но и волки, медведи и даже рыси. Своя шкура у них не менее прочна, чем кожаные доспехи, а клыки и когти стоят добротного клинка. Лошади, заблаговременно отведённые слугами подальше в обоз, почуяли страшные для них запахи и начали хрипеть и рваться, как их не успокаивали. Наши воины сражаются конными лишь в небольших стычках, и кавалерии у Павии мало. Впрочем, любому соседу, пришедшему на нашу землю, его кавалерия тоже не в помощь.
Я хорошо различал в этой мешанине только фигуру Миро. Пока ещё различал.
Два раза толпа докатывалась почти до обоза и снова пятилась назад. Один из младших Кори прорвался к повозкам, собираясь расправиться с ранеными. Я успел доковылять вовремя, чтобы отрубить ему руку с уже занесённым палашом, и он, обернувшись волком, быстро захромал прочь на трёх ногах.
Когда спустились сумерки, стало понятно, что мы всё-таки одолеваем. Толпа сражавшихся вновь разделилась надвое, и люди Сулвы начали отступление. Мы не преследовали их и не мешали забрать мертвецов и покалеченных, но поле боя осталось за нами. Наших убитых Малва велел похоронить здесь, выложив сверху знак из камней, как это делали в древности.