Она отнесла в кладовку умывальный таз, расплескивая воду на ходу, и при виде нескольких монахинь, поднимающихся к гостевым комнатам по лестнице, почувствовала, что они ей не очень нравятся. Когда она разделась, ее поразила неприятная мысль: вероятно, она очень похожа на этих маленьких храбрых женщин. В шестнадцать лет она достигла максимального роста и оказалась довольно низкорослой (для мужчины), а тело изменилось под прикрытием бесформенной одежды: у нее выросли маленькие груди, и приходилось их бинтовать, чтобы сделать плоскими. Год назад у нее начались ежемесячные кровотечения. Возможно, она и была послушником Чжу Чонбой, но ее тело вело счет годам, подчиняясь нерушимым законам собственного механизма, и постоянно напоминало о том, что человек, который ведет такую жизнь, совсем не тот, кем его считают Небеса.
Пока расстроенная Чжу мылась, она услышала лай. Это лаяла стая собак: они бродили по монастырю, их количество всегда возрастало, потому что запрет на убийство не позволял монахам избавляться от них самым эффективным способом. Чжу не была уверена, что животные способны видеть призраков, но они их чувствовали: собаки всегда впадали в сильное возбуждение во время Месяца Призраков, а иногда и в другое время года она видела, как какой-нибудь пес весело лаял на пролетающего мимо призрака. В этот момент стая вбежала во внутренний двор. Раздался взрыв радостного лая, скрип когтей о плиты двора, а потом один пес прорвал оконную бумагу и свалился прямо на Чжу.
Чжу взвыла и забилась в воде. Пес тоже взвыл и впился когтями в извивающееся тело под ним. Чжу заорала еще громче, сбросила собаку, подбежала к двери и распахнула ее, а когда пес бросился за ней, пнула его ногой так, что он с воем вылетел за дверь. Она захлопнула дверь, тяжело дыша, и с гневом почувствовала, что от нее пахнет еще хуже, чем раньше: грязью, шерстью и почти наверняка собачьей мочой. Потом в комнатушке потемнело, она подняла глаза и увидела наставника Фан, который присел на корточки и заглядывал в разорванное окно с выражением ярости и изумления на лице.
Наставник Фан исчез. Чжу нашарила свою одежду внезапно онемевшими руками. Она тяжело дышала, сердце бешено билось. Чжу успела завязать верхнюю накидку как раз в тот момент, когда наставник Фан выбежал из-за угла и распахнул незапертую дверь с такой яростью, что она повисла на петлях с грохотом, похожим на удар грома. Когда он потащил ее за ухо во двор, Чжу узнала кошмарное прикосновение судьбы, от которой она убегала, и почувствовала, как страх поглотил ее целиком. Ее мысли лихорадочно бурлили. Если она убежит из монастыря, у нее не будет ничего, кроме той одежды, что сейчас на ней. А без шрамов посвящения и полного комплекта монашеской одежды у нее не будет доказательств ее монашества, и ее никогда не примут в другой монастырь – и это в том случае, если она не погибнет по пути туда…
Наставник Фан тащил ее за ухо. Старые монахи не боялись грубо обращаться с послушниками, им и в голову не приходило, что мальчик может оказать сопротивление. Он тащил Чжу по коридору мимо кладовых, распахивая каждую дверь, мимо которой они проходили. Его лицо было сосредоточенным и жестоким. Когда они добрались до конца коридора и двери закончились, он приблизился лицом к лицу Чжу и закричал:
– Где она?
Чжу непонимающе уставилась на него.
– Что? Кто? – Она вырвалась и чуть не упала, когда он отпустил ее, острая боль пронзила ее ухо.
– Монахиня! Я знаю, что ты был там с одной из монахинь! – рявкнул наставник Фан. – Я видел ее голой. Ты был в кладовой вместе с ней! Кто она, послушник Чжу? Можешь не сомневаться, я выгоню вас обоих…
Внезапно Чжу почувствовала, как сквозь ее страх пробивается мощный прилив чего-то, отдаленно напоминающего смех. Она сама не могла в это поверить. Наставник Фан увидел ту картину, которая так навязчиво преследовала его, которую ему хотелось увидеть. Он увидел тело Чжу и подумал, что это тело монахини. И все же, хотя ей так повезло, она сознавала с тошнотворной ясностью, что это не спасает ее от проблем. Потому что, если она будет отрицать обвинение в нарушении заповедей, тогда кто была та обнаженная женщина?
– Ты не хочешь отвечать? – Глаза наставника Фана сверкали: малейшая возможность проявить свою власть была единственным удовольствием, которое оставалось доступным его высохшему телу. – Это не важно. Ты никогда не станешь монахом после этого, послушник Чжу. Когда я расскажу Настоятелю о твоем проступке, ты превратишься в ничто.
Он схватил ее за руку и потащил по лестнице к верхней террасе, где находились ризница и кабинет Настоятеля. Чжу бежала рядом, спотыкаясь, и постепенно осознала, что в ней нарастает то чувство, которое по-настоящему охватило ее в последний раз в тот далекий день, когда она стояла на коленях над телом брата в Чжонли.