«Почему Пазухин не дал мне винтовки или нагана? — думал он. — Над «бульдогом» посмеялся, а настоящего оружия не дал».
Становится зябко. И хотя ночь теплая, даже душная, временами овладевает неудержимая дрожь.
Неужели он трусит? Нет, это просто, как говорит мать, нервная дрожь, которую он испытывает вторую ночь подряд.
Иван шагает позади Емельяна. По бокам парня — чекисты с револьверами. А дальше слышны осторожные шаги спешившихся кавалеристов.
Спина в холщовой рубахе все время перед ним, он не спускает с нее глаз. Иван настороженно ждет, что парень вот сейчас может метнуться в сторону, и тогда…
А вдруг он попытается завести отряд не туда?
Нет, идут пока правильно, так, как надо.
Миновали кордон, долго шли по просеке. Она длинная, отделяет один квартал леса от другого. Иван с ребятами часто ходил сюда за ягодами. А в прошлом году чуть на бандитов не напоролись — вовремя в лес нырнули и затаились.
Просека упирается в Волчий овраг.
Здесь надо свернуть направо.
Все правильно — свернули.
Емельян шагает неторопливо и уверенно. Видно, что дорога ему хорошо знакома.
Но вдруг спина качнулась и замерла так внезапно, что Иван даже ткнулся в нее.
— Пришли, — тихо сообщает Емельян.
— Стой! — раздается едва слышная команда.
Из кустов выныривает невысокий человечек так близко и неожиданно, что даже Пазухин вздрагивает и выхватывает из кобуры наган.
— Это я! — слышит Иван шепот Кольки. — Все как надо. Лесничество окружили. Там ничего не видно, не слышно. Даже караула никакого. А бандиты на месте: лошади у коновязей стоят.
— Хорошо, молодцы! — отвечает ему также шепотом Пазухин и отдает негромкие приказания…
Красноармейцы и чоновцы взяли лесничество в плотное кольцо. Чекисты проверили оружие и ждали команды. А Пазухин прислонился к дереву и чего-то медлил.
— Ну, давай пошли, — не выдержал даже Полозов.
— А куда нам спешить? — невозмутимо, даже как-то вяло ответил Пазухин. — Передохнем немного. Теперь кто там есть — не уйдет. Подождем, пока еще чуть рассветет: в темноте скорее бандитов упустим, а своих пострелять очень просто.
Говорил Пазухин не торопясь, без всякого волнения. Видно, подобные операции для него были не в новинку, привык и даже устал от них.
А Иван, волнуясь, не заметил, что уже начало светать, что над вершинами сосен разгорается яркое зарево восхода, что уже видны вокруг деревья, впереди можно рассмотреть темный силуэт дома с мезонином.
Сколько времени прошло, Иван не сказал бы точно: ему показалось, что очень много. Наконец Пазухин вынул наган, ладонью крутнул барабан, зачем-то дунул в ствол и, махнув револьвером, просто сказал:
— Ну, пошли, ребята.
Чекисты двинулись к настежь распахнутым воротам лесничества. Собственно, ворот не было: одна створка висела на единственной петле, а вторая отсутствовала совсем. Во дворе, у длинной коновязи, дремлют лошади. Окна в доме темны, и полная тишина за ними. Иван и Колька под шумок увязались за чекистами.
У входных дверей, на крыльце, сидя спит здоровущий детина, часовой. Винтовка стоит поодаль, прислоненная к стене, а бандит сладко похрапывает и не чует беды. Два чекиста зажали ему рот и быстро скрутили руки за спину. Бандит только замычал что-то спросонья и свалился на бок.
Пазухин, выставив вперед наган, осторожно открыл дверь. Темные сени. Нащупав вторую дверь, чекист распахнул ее.
В большой комнате вповалку спали люди, едва различимые в свете раннего утра.
— Не шуметь. Собрать оружие, — распорядился Пазухин.
Но кто-то задел за солдатский котелок. Он покатился по полу, глухо зазвенев.
В углу вскочила темная фигура. Послышался встревоженный голос:
— Кто здесь?
Вслед за этим из угла грянули один за другим два выстрела. Раздался приглушенный вскрик, а стрелявший метнулся к окну. Зазвенели стекла выбитой рамы. Человек перемахнул через подоконник.
В окно Иван увидел, как он вскочил на лошадь, рванулся к воротам, но там, под самой лошадиной мордой, грохнул винтовочный выстрел. Лошадь отпрянула в сторону, взвилась на дыбы, и всадник слетел на землю. К нему сейчас же подскочило несколько красноармейцев.
В комнате меж тем бандиты, разбуженные выстрелами, повскакали. Кто-то попытался схватиться за оружие, но повсюду стояли чекисты с револьверами, а в двери смотрели стволы чоновских винтовок. Бандиты, одни покорно и как-то равнодушно, другие не пряча озлобленных взглядов, подняли руки вверх. Их было всего человек пятнадцать.
Пожилой мужик с седеющей встрепанной бородой поднял левую руку и, раньше чем поднять правую, широко перекрестился: