— Вот я об этом и толкую, — оживился Семен. — Где его возьмешь, образование-то?
— Наверное, самим учиться надо.
— Не многому сам у себя научишься, — усмехнулся Федя.
— Значит, тогда надо в город ехать учиться, — неуверенно произнес Иван.
— Легко сказать! А хозяйство? — воскликнул Семен. — И то скажи: на какие шиши жить в городе-то?
И это непростой вопрос. Время приближалось тяжелое. Все видели это. Горели на корню хлебам урожая не жди. О какой учебе говорить, если движется на село голодуха. Поволжье, слыхать, уже захватила она…
Задумались ребята. В сельсоветской избе, где они собрались, после летнего, знойного дня было душно. Жужжали ошалелые мухи, стукаясь о стекло горящей лампы.
Прервал молчание Федя Федотов:
— Мне вот еще непонятно. Выходит, чтобы стать настоящим комсомольцем, надо каждый день решать какие-то задачи. Какие? Кто из нас, к примеру, сегодня решил задачу?
— Да, это вопрос, — солидно, по-мужицки крякнул Семен.
— В книжке про огороды сказано. Потом еще про ликвидацию неграмотности, — несмело подсказал Степан.
— Огород что! У каждого на усадьбе огород. Я сегодня ведер, смотри-ка, двадцать вытянул из колодца на этот проклятущий огород, — вздохнул Колька. — Да какой же в этом коммунизм есть? Огород — это для себя, на свою потребу, а тут надо для общества.
— Про огороды — это для городских сказано. Чтобы они огороды разводили, — попытался объяснить Иван. — А вот ликвидация неграмотности — это наше дело. Только ближе к зиме придется этим заниматься.
В избу вошел Сергунов. Он утомленно опустился на лавку, снял буденовку, смахнул со лба пот и спросил:
— О чем разговор идет, комсомолия?
— Обсуждаем речь Ленина «О задачах комсомола».
— Дельно. Обсудили? Что решили?
— Да вот никак не разберемся, какие же практические дела, полезные обществу, мы можем решать каждый день, — сказал Иван.
— Это задача… — устало произнес Сергунов. — Я так думаю, нужно одно: что ни делаешь, подумать про себя, на пользу людям делаю или во вред. Когда будете так думать и делать только то, что на пользу, — станете настоящими комсомольцами. Вот завтра нам с вами большое дело на пользу людям нужно будет провернуть.
— Какое? — сразу воскликнуло несколько голосов.
— Пойдем у монашек коней отбирать.
— Коней? Игуменских?
— Вот-вот, — подтвердил Сергунов. — Пускай игуменья пешочком жиры растрясет, а мы на ее конях пар подымать будем. Только, комсомолия, до завтра об этом никому ни слова: предупредят монашек — только мы и видели тех коней.
Кони были справные, сытые, шерсть на них лоснилась, гривы заплетены в косички. Все шесть гнедые, с черными гривами. Они нетерпеливо переступали и били копытами по деревянному полу просторной конюшни.
— Ишь, с жиру танцуют! — с восхищением произнес Федя.
Как это получилось, трудно сказать, но, когда создавали совхоз в монастырской экономии, всех рабочих лошадей у монашек отобрали, а эти шесть коней, что возили настоятельницу Нектарию, так и остались в игуменской конюшне. Сергунов добился решения уездного исполкома о конфискации их и передаче Крутогорскому сельскому Совету.
Навстречу Сергунову, Ивану, Феде и Кольке из какого-то закутка конюшни вылез здоровый, бородатый конюх в белом фартуке.
— Ну, чего явились? Чего здесь надо? — недобро глядя, спросил он.
— Вот этих коней надо, — ответил Сергунов. — Все на месте? В разгоне нет?
— А ты что за спрос? Давай, давай, иди отсюда! — растопырил руки конюх, пытаясь вытеснить незваных пришельцев за ворота.
— Ну, отступись, борода! — Сергунов свел брови к переносью, положил руку на кобуру и так глянул на бородача, что тот опустил руки и отступил на шаг назад. — Заберем мы сейчас этих коней.
— Как заберете? Куда? — растерянно забормотал конюх. Но Сергунов, не обращая больше на него внимания, распорядился:
— Стойте, ребята, здесь, как на посту. В конюшню никого не пускать и за этим бородатым присматривайте. А я пошел игуменью отыщу.
— Как же так? По какому закону? — продолжал растерянно бормотать конюх. — Как же мать игуменья? На чем она выезжать будет?
— А куда ей выезжать? Отъездилась. Пускай пешком ходит, а коней — в плуг, — усмехнулся Иван.
Конюх руками всплеснул: