— Выходит, товарищи, Аким Солодилов плохо служил обществу: о себе да о дружках своих заботился.
— Правильно! Нет ему доверия от общества! — пристукнул палкой дед Крутила.
— Раз так, — сказал Сергунов, — сельский Совет предлагает сместить Акима Солодилова, а вместо него поставить в кооперативе правление и выбрать в него Тимофея Говоркова, Вукола Ландина и Семена Уздечкина.
— Чего мальчишек выбирать! — закричал Нефед Лихов. — Сёмка наторгует…
— Семен не мальчишка, — сурово оборвал его Сергунов. — Ему комсомольский билет доверили. Пускай молодежь к делу привыкает.
Послышались голоса:
— Правильно!
— Подымай руки!
— Желаем Говорка! Проголосовали все.
— А с лошадьми-то как? — опять выскочил вперед Нефед Лихов. — По жребию делить будем иль как?
— Никак делить не будем, — твердо сказал Сергунов. — Коней восемь голов передадим в кооперацию.
— Не желаем!
— Делить давай!
— Делить!
— Жребий метать!
По-старому зашумел сход. На этот раз Сергунов не пытался перекричать. Он стоял на крыльце и молча смотрел на орущих. И крики смолкли. Тогда Сергунов повторил:
— Делить коней не будем. Сообразите сами, мужики, выпадет жребий, скажем, Никанору Веревкину. Получит он коня, а у него уже какая-никакая лошаденка есть. Что дальше? Будет Никанор свой надел обрабатывать и соседской земли прихватит, потом у соседа половину урожая заберет. Дело это?
— Да я ни в жисть! Что я, Макей? — обиделся Никанор Веревкин.
— Не о тебе речь, Никанор Васильевич, я к примеру говорю. Кому ни достанься вторая лошадь, такое случиться может. Потому и решил Совет коней отдать кооперации, чтобы работали они на всех безлошадников. Совет установит очередь, и все ко времени отсеются.
— Это, пожалуй, дельно выходит, — согласился Никанор.
Согласились и остальные. На этом сход закончился.
После схода, сидя в Совете, Кузьма Мешалкин спросил Сергунова:
— Смотрю я на тебя, Саня, и диву даюсь — откуда у тебя такая сила, что мужиков наших обуздал, что живоглотов в дугу согнул.
— Сила? — переспросил Сергунов, взъерошив вспотевшие волосы. — Не моя это сила, Кузьма, а большевистская. От правды, от справедливости она идет.
— Это, конечно, так, — согласился Кузьма и с сомнением спросил: — А не опасаешься?
— Чего?
— Уж очень ты на Макея и других нажал. Чтоб беды какой не было. Злы они.
— Чего ж опасаться? — усмехнулся Сергунов. — Не таких контр скручивали.
— И еще сомнение промеж мужиков есть. Чего ты, Саня, своего хозяйства не заводишь? Иль не думаешь в селе-то задерживаться? Перевернешь здесь все да подашься в город на вольные харчи?
— В город не собираюсь. Пускай кулаки на это не надеются. Знаю, от них такой разговор идет. Свое хозяйство мне ни к чему. Малость оправимся и общее хозяйство будем ладить. Чтобы сообща работать, сообща жить — коммуной. Все равно повернем мы село! На свой лад повернем. О коммуне с нашими мужиками пока рано говорить — тяжелы они на подъем. Пройдет немного времени, вернутся люди из Красной Армии — все по-другому пойдет.
Саня Сергунов говорил негромко. В речи его была огромная уверенность в правоте дела, которому он отдает всего себя.
— Конечно, без драки, без жестокой драки новое не рождается, — задумчиво сказал Саня и обратился к Ивану: — А ты как думаешь: успокоится Макей, помирится с тем, что его со схода выгнали?
— Нет, — не задумываясь, ответил Иван. — Ни за что не помирится.
Время наивной доверчивости прошло. Теперь Иван понимал, что такое борьба, знал, что враг без боя не сдает своих позиций. Только не представлял еще Иван Бойцов, к каким уловкам способен прибегнуть враг, с какой стороны может нанести удар.
Вечером к Ивану прибежал Колька:
— Ванька, завтра воскресенье!
— Эк удивил!
— Евлампий после обедни в церкви будет проповедь говорить.
— Ну и пускай говорит. Тебе-то что?
— Как — что! — возмутился Колька. — Он же про нас будет говорить, и про игуменских лошадей, и как кулаков прав лишили.
— Откуда ты знаешь?
— Просвирня Матвевна из дома в дом мотается и всех завтра в церковь зазывает. К нам, правда, не заглянула, а кругом шныряет.
— А какое попу дело до всего?
— Вот такое! За своих заступается. Старух да малосознательных накрутит. Послушать бы, что он болтать будет.
— Надо бы. Да не пойдешь же ты, комсомолец, в церковь!
— Я не пойду, а можно Петяя Лупандина послать. Он пока не комсомолец — ему можно. Пускай послушает и все в точности перескажет. Вот и будет ему испытание.