— Благодетель нашелся! — зло усмехнулся Сергунов. — Сколько ты ей зерна дал?
— Кто ж его считал! — все так же смиренно ответил Тихон. — То десяток фунтов, то пудик, когда уж ей сильно невмоготу. По общему согласию: я ее в трудную пору хлебушком поддержал, а она мне за то урожай посулила отдать. А какой он еще будет? Может, как летось: и того не соберешь, что ей передавал.
— Сколько ты Марье зерна дал? — повторил Сергунов.
— Может, три пуда, может, побольше будет.
— Ты что же, за три пуда весь урожай у вдовы хочешь забрать? У сирот последний кусок изо рта выхватить? — Сергунов с места сорвался и, по привычке, схватился за кобуру, но, видно, вспомнил слова Пазухина и от досады шлем с головы сорвал и по столу им шлепнул.
А Тихон все так же сладенько улыбнулся, только глаза его водянисто-голубые забегали, как мышата, и спрятались под нахмуренными бровями.
— Так ведь, Саня, зимой дело было: знаешь, в какой цене тогда хлебушко-то был?.. То-то! И опять же все по взаимному согласию. Самовольства здесь никакого.
— Ну, вот что, — прервал его Сергунов. — К Марьиной озими близко не подходи. Соберет урожай, отдаст тебе все до зерна, что зимой у тебя брала. А за яровой клин спасибо скажет — хватит с тебя. Без твоей помощи на монастырских вспахали бы ей.
— Так ведь, милой, договор у нас был: исполу засею.
— Вымогательством это называется, Бакин, — сказал Сергунов и угрожающе глянул на Тихона. — Тебя к кулакам не приравняли, прав не лишили — не нарывайся на это.
— Куда ж тут податься? — чуть не всхлипнул Тихон и пошел к двери, там остановился, держась за скобу. — Только, милой, не по-справедливому это! — Глаза-мышата показались из своего убежища и метнулись недобро. — Греха бы, Саня, не вышло.
Сказал и дверью хлопнул.
После Марьи потянулись к Сергунову с жалобами. Не один Тихон Бакин голодной зимой пытался обобрать бедноту за пуд хлеба, данный в трудную минуту. Не учли одного — не то время, чтобы легко мужика закабалить. Пришла весна, и с ней усилилась и ненависть бедноты к живоглотам.
Самая жестокая схватка произошла у Сергунова с Макеем Парамоновым.
Больше всех Макей перекупил зимой бедняцких наделов. На это лето новых батраков подрядил. Подрядить подрядил, а с прошлогодними, с теми, что договор подписывал, не рассчитался, сослался на недород.
Рассказал об этом Сергунову Макеев батрак Егор Сизов, мужичок из соседней деревни.
— Пообещал мне Макей, слышь-ка, если урожай будет добрый, по осени рассчитаться. А у меня семейство, пить-есть надо. Пошел, поклонился ему. А он меня со двора погнал. Говорит, слышь-ка, буду приставать — ничего не даст. Чего ж теперь делать?
— Сделаем, — пообещал Сергунов. — А с другими батраками рассчитался?
— Где там! Всем на осень посулил. Нюрке — девчонке той при мне сказал: о плате еще скажешь — со двора выгоню. Она мала, мала, а день и ночь на него пластается. Баба его чем ни попадя девчонку лупит.
Послал Сергунов за Макеем сторожа Евсеича. Но Макей старика выгнал, наказав передать, что не пойдет он в Совет, что делать, дескать, ему там нечего.
— Вон как Макей заговорил! Хорошо, я к нему пойду, — поднимаясь с места, сказал угрожающе Сергунов.
И пошел. Выходя, Ивану сказал:
— Пойдем со мной. В случае, выдержки не хватит, за наган схвачусь, толкни в бок.
Макей сидел за столом в чистой горнице, перебирал какие-то бумажки. Когда вошли Сергунов с Иваном, он не проявил никакого удивления: ждал. Был он как будто совсем спокоен, только судорога пробегала по его лицу, отчего правый ус нет-нет да и подпрыгивал вверх.
— Явился! Так-то вот лучше. Стар я на твой зов бегать и охоты нет: доброго-то от тебя ничего не услышишь, — проговорил Макей, не скрывая насмешки.
Сергунов сдержался. Молча прошел к столу, сел напротив Макея. Сказал почти миролюбиво:
— Что ж, поговорим, Макей. По-доброму-то, может, в последний раз.
— Может, и в последний, — многозначительно подтвердил Макей и, поймав острый, непримиримый взгляд Сергунова, не выдержал, вспылил: — Хоть бы шапку-то свою антихристову перед святыми иконами снял, Санька!
— А это ни к чему. — Сергунов плотнее надвинул островерхий шлем с красной звездой. — Опять же говорю тебе, гражданин Парамонов, Саньки здесь нет, а есть председатель сельского Совета.
— Извиняйте, гражданин Сергунов, все время из ума вон, что вы из пастухов в большие начальники вышли. Надолго ли?