Стрельцов говорил, а Иван никак не мог прийти в себя. «Неужели он и вправду не выздоровеет? Врач же сказал, что надо только время. Значит, поправится. Обязательно должен поправиться», — думал Иван, не зная, что сказать Стрельцову. Наконец спросил:
— Может быть, ты плохо питаешься? Потому и сил мало.
— Да нет, теперь питаюсь. Зимой голодновато было, но товарищи помогали. Сейчас живем. Ничего, все равно подымусь — еще повоюем. Ну его к черту! Надоело болеть. Расскажи лучше, как у вас в Крутогорке дела.
Иван с готовностью принялся рассказывать о всех крутогорских событиях. Особенно о последних, когда Сергунов схватился с Макеем, о суде над Макеем.
— Этот Макей еще насолит вам, — задумчиво произнес Стрельцов. — Матерый враг. Сейчас кулаки в деревне главная враждебная сила. Нужно почву у них из-под ног вышибать.
— Вот и Сергунов говорит, — заторопился Иван, — коммуну надо создавать. Только бы нам, говорит, трактор достать.
— Сергунов повернет Крутогорку на большевистский лад. Много еще дела, ох много! А тут сиди, как на привязи! — с глубокой тоской произнес Стрельцов; огоньки в его глазах на момент потухли, но тут же вспыхнули с новой силой. — Чуть поздороветь бы — и к вам, в Крутогорку. Мы бы там с Саней да с вами таких дел понаделали… Не могу бездельничать, не могу! — почти выкрикнул он.
— Митя, — оживился Иван, — давай поедем сейчас в Крутогорку. Мы тебя быстро на ноги поставим, откормим. Знаешь, как у нас сейчас хорошо?
— Хорошо, говоришь? — переспросил Стрельцов и задумался. — Нет, не поеду! — Через минуту молчания твердо произнес он: — Другое у меня на уме. Твердо решил: пойду учиться. К осени поправлюсь и попрошусь на учебу. Я ведь только городское училище кончил. А сейчас надо много знать, чтобы от тебя настоящая-то польза была. Кровь из носу, а инженером буду! — Глаза Стрельцова еще сильнее, одержимее заблестели. — Строить буду аэропланы. Сейчас мы не умеем их делать — научимся. Обязательно научимся! И такие машины, чтобы на Луну, на Марс, до самого солнца подымались…
— А если солнце сожжет, — вспомнил вдруг Иван, — как крылья у Икара?
— Икар был неграмотный парень, — очень серьезно сказал Стрельцов, — а мы будем знать, уметь. Нет, друг, сейчас самое главное — учиться. И тебе советую: просись на учебу.
Вот и Стрельцов о том же. Все об учебе заладили.
— Все пойдем учиться, а кто же жизнь-то по-новому переделывать станет? Я убегу из Крутогорки, другой убежит, а потом и Сергунов…
— Чепуху говоришь! — рассердился Стрельцов. — Без знаний, без науки никакой новой жизни не построишь. Учиться надо, учиться!
СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ
В Крутогорку Иван возвращался через день к вечеру.
На совещании много говорили о массовой работе среди сельской молодежи, о том, что ее нужно вовлекать в ряды РКСМ. Упрекали сельские ячейки, в том числе и Крутогорскую, которые в течение года не приняли ни одного нового члена. Требовали, чтобы комсомольцы шли к молодежи, где бы она ни гуртовалась, — на посиделках, на гулянках за амбарами — и несли ей свое комсомольское слово. А больше всего разговору было опять же об учебе. Каждый комсомолец в первую очередь должен овладеть политграмотой. Книги дали. Нес Иван с собой в село «Азбуку коммунизма», «Коммунистический манифест» и еще несколько брошюр.
Всю дорогу думал Иван об учебе. Вот и Стрельцов, каждому слову которого Иван привык верить, говорит — учись. Может быть, и правда пойти с осени на учебу?
Неприветливо встретила Ивана Крутогорка. На площади вместо подворья Макея Парамонова — куча обгорелых бревен и золы.
«Пожар был, — мелькнуло в голове. — Кто же подпалил Макея?»
Вокруг Совета толпились мрачные, молчаливые мужики. И хотя собралось народу много, но стояла тишина. Иван ничего не стал спрашивать у людей, а сразу рванулся в сельсовет. На крыльце стоял красноармеец с винтовкой. Едва Иван шагнул на крыльцо, часовой загородил ему дорогу винтовкой:
— Нельзя!
— Почему нельзя? Мне Сергунова надо…
— Нельзя, — повторил красноармеец. — Не велено.
В это время из дверей вышел человек в кожаной куртке. Иван узнал его: это был один из чекистов, что приезжали на ликвидацию банды. Чекист внимательно посмотрел на Ивана и, видно, тоже узнал.
— Комсомольский секретарь?
— Да, — подтвердил Иван.
— Пропусти его, — распорядился чекист.
Первое, что увидел Иван, войдя в Совет, — длинный гроб на столе, а в нем Саня Сергунов.
Председатель Крутогорского Совета лежал в гробу вытянувшийся, строгий. На лице застыло выражение словно бы недовольства на бездеятельность, в которой он вынужден находиться, когда так много еще надо дел переделать. На нем все та же выцветшая гимнастерка — другой у него не было. Единственная рука безвольно лежит на груди. Только нет у его пояса потертой кобуры с наганом.