Но едва Иван прошел два рядка, прибежал Колька и, как всегда захлебываясь, закричал:
— Ванька, скорее в Совет — там шумят.
— Что случилось?
— Тихон Бакин шумит. Снопы хотел у Марьи Бочкаревой отобрать, Гришана кнутом излупил.
Иван вспомнил, как Тихон доказывал Сергунову, что озимый урожай Марьи Бочкаревой принадлежит ему и как Саня осадил Тихона.
Бросив лопату, Иван следом за Колькой пошел в сельсовет. По дороге Колька торопливо рассказал:
— Марье трудно в одиночку со жнитвом справиться, вот Гришан и вызвался помочь ей. Два дня Марья серпом жала, Гришан косой махал. Ребятишки Марьины малым-малы, а тоже помогали: за Гришаном снопы вязали и в суслоны стаскивали. Сегодня бы и пошабашили. Только явился Тихон Бакин с двумя подводами. Давай, дескать, Марья, за долги рассчитываться — и стал снопы в воза класть. Марья было не давать, а Тихон заорал на нее, что она бога не боится, что он ее ребят от смерти спас, а сам знай снопы кладет. Марья ему про Сергунова напомнила, а Тихон: «Нет вашего Сергунова, и порядкам его конец». У Марьи руки совсем опустились. А Гришан ей говорит: «Ничего, тетка Марья, все на месте будет», и стал помогать Тихону возы накладывать. Наложили на совесть, гнетами притянули. Почитай, половину урожая на два-то воза захватили. Гришан забрался на первый воз — довезу, дескать, дядя Тихон, одному-то тебе с двумя возами несподручно. Ну, Тихон ничего — на втором возу следом поехал. А Марья с ребятами позади идет, слезы вытирает. Въехали в село, а Гришан к Марьиному гумну поворачивает. «Куда?» — орет Тихон. А Гришан в ответ: «К хозяйке на гумно». Тут и заварилось! Тихон у Гришана вожжи вырывает, тот не отдает. Тихон как перепояшет его по спине кнутом, да так, что Гришан с воза покатился. Но сразу вскочил и в уздечку впился — не оторвешь. Марья крик подняла, ребятишки ее завопили. На крик Федя Федотов и его братан из избы выскочили — хорошо, не в поле были. Потом я подоспел, мой братан Павлуха с гумна прибежал. Федин братан Федот у Тихона кнут вырвал. Взяли они его с Павлухой под ручки — и в Совет. А мы с Гришаном и Федей возы к Марье на гумно завернули и снопы там свалили.
— А Тихон где?
— В сельсовете же! Упирался, кричал: «К бесу ваш Совет!» Но ничего — доставили.
У сельсовета стояли две подводы Бакина, уже пустые, без снопов. В избу набилось много людей. Были здесь и Тихон, и Кузьма Мешалкин, и Марья со всеми ребятами, Федя, Гришан, Федот Федотов, Павлуха Говорков.
— Креста на тебе нету, Тихон! — корил Кузьма Бакина. — Последнюю краюху готов у вдовы да детишек малых изо рта вырвать!
— Крест на мне, а долги платить бог велел, — отвечал Тихон Бакин, не пряча злых глаз.
Вот ведь какой он, Бакин: то тихий, елейный, когда на хвост наступят, под дурачка-вахлачка, ничего не понимающего, подстраивается, то зубы звериные показывает, когда какую-то силу за собой чует. На какую же он сейчас силу надеется, что злобу свою не скрывает? Ну нет, Бакин, по-твоему не будет!
— Марья тебе заплатит, как Сергунов велел, — сказал Иван. — Брала три пуда — три пуда и отдаст. Помолотится — тебе первому.
Тихон поспешно обернулся к Ивану и смерил его ненавидящим взглядом.
— Опять ты, Ванька, не в свое дело встреваешь! Всегда свару между людьми заводишь. А что твой Сергунов говорил — в землю с ним ушло. По правде надо жить.
«Вот в чем он силу свою увидел! Не выйдет, Бакин!» Только хотел Иван высказать это Тихону, как с места поднялся Кузьма Мешалкин. Высокий, на две головы выше Тихона, он посмотрел на него так, что сжался Тихон и глаза у него забегали испуганно.
— Ты Сергунова не трожь, Тихон! Слышишь? Не трожь Саню своим грязным языком. По какой такой правде ты собрался жить? По кулацкой? Не дадим!
Спокойный, невозмутимый Кузьма вдруг стал совсем иным, чем привыкли его видеть. Во всем его облике, в еще больше погустевшем басе была такая сила, что Тихон сразу превратился в мужичка-простачка и забормотал:
— Чего ты, Кузьма, чего взбеленился? Разве я против? Раз Советская власть велит…
Взгляд Ивана остановился на Гришане. Паренек сидел на лавке понурясь и болезненно поводил плечами.
— Гришан, что у тебя со спиной? Ну-ка, покажи.
— Да ничего. Так, малость саднит. — Гришан хотел спрятать свою спину, прислонился к стене и, ойкнув, сразу отпрянул.
— Давай, давай показывай.
Иван решительно взял Гришана за плечо и повернул спиной ко всем. На серой холщовой рубашке проступали бурые пятна крови.